“Nomen mysticum” («Имя тайное»)

Славута в задумчивости пошёл по направлению к замку. Возле барбакана стояли Януш и Агнешка – по всему было видно, что они ждали именно его. Не слыша сбивчивых и несвязных слов благодарности, он приказал племяннику заступить с утра в караул, а сам быстрым шагом поднялся по лестнице на верхний уровень башни-брамы, откуда открывался вид на местечко. И странное чувство, которое кастелян испытывал разве что в далёком детстве, охватило его – кастеляну вдруг хотелось беспричинно плакать и беззаботно смеяться одновременно, словно что-то, чего он давным-давно ждал, наконец, свершилось.

Славута повернулся к пылающему в красных лучах рассвета куполу часовенки, истово перекрестился – и непрошеная слеза блеснула на его иссечённой морщинами щеке.

Глава XXVII. Над Миром встаёт Солнце

Сквозь цветные стёкла, вставленные в оловянные рамы, внутрь опочивальни княгини проникали первые лучи рассвета. Катажина Радзивилл сидела в глубоком кресле, закрыв глаза и чему-то загадочно улыбаясь.

Стоявшая на столе свеча затрепетала от сквозняка. Катажина услышала удивлённый возглас пани Эльжбеты, голос кастеляна. Княгиня позвонила в бронзовый колокольчик.

– Входите, пан Славута, я вас жду.

Вошедший отвесил привычный короткий поклон.

– Желаю здравствовать, ваша милость. Вам тоже не спится?

– Какой может быть сегодня сон… я знала, что вы придёте, – княгиня задумчиво посмотрела в окно. – Вот и новый день… Знаете, эти события порядком выбили меня из колеи… Я приняла решение и послезавтра утром уезжаю в Белую. Распорядитесь, чтобы всё было готово.

– Будет исполнено, ваша милость.

Княгиня, верная своей привычке, замолчала, и Славута понял, что сейчас Катажина собирается сказать что-то очень важное. Наконец княгиня решилась.

– Мне в Белой понадобится новая дама. Агнешка для этой роли полностью подходит.

Кастелян едва заметно пожевал губами, словно желая что-то сказать.

– Да-да, знаю, – княгиня понимающе улыбнулась. – Ваш племянник… Я уже давно была осведомлена о его привязанности к Агнешке. Кстати, вы уже выпустили его?

Кастелян утвердительно наклонил голову.

– Если бы Агнешка ответила ему взаимностью ранее, полагаю, всё сложилось бы по-иному, – княгиня покачала головой, словно соглашаясь сама с собою. – Конечно, теперь уже поздно что-то говорить. Чтобы всё, наконец, завершилось, я хотела бы сделать кое-что для неё… и для него, – Катажина взяла со стола скрученный лист и передала кастеляну. – Передайте это Янушу.

Славута развернул упругий свиток – то был дарственный привилей на владение фальварком возле Белой.

– Ваша милость, это лишнее…

– Нет, нет, я настаиваю. Очевидно, Агнешка считала меня виновной во всём случившемся. И, может быть, небезосновательно – я не могла поступиться ни честью сына, ни судьбой Речи Посполитой. С другой стороны, я хорошо понимаю, что влекло её к моему сыну – сияние титула, славы, богатства – но не более того. Союз с безземельным шарачком едва ли сделает Агнешку счастливой. А я хочу сделать её счастливой. И это в моих силах. К тому же, я хочу быстрее забыть об этой истории.

Славута нерешительно свернул лист.

– Но ваш сын…

– На этот счёт прошу вас не волноваться, его это не касается. Фальварк был частью моего приданого, и не входит в состав майората, – княгиня на секунду нахмурилась, но затем лицо её смягчилось. – Пока мы были в ратуше, из Варшавы прибыл гонец от канцлера. Возле Стенкеркена маршал Люксембург наголову разгромил армию штатгальтера.

Славута пренебрежительно усмехнулся – французы опять одержали победу над голландцами.

– Представляю, как обрадуется этому известию королева Марыся, какое торжество она устроит в честь своих соотечественников. Но, тем не менее, я придерживаюсь своего прежнего мнения…

– Ах, пан Славута, оставьте, – Катажина повертела пакет в руках и отложила в сторону, давая понять, что вопросы большой европейской политики её мало волнуют, а соперничество с королевой кажется несущественным и чем-то очень далёким. – Завтра… может быть… Как вы не понимаете, это так мелко. Мы с вами совершили такое, что не под силу ни Людовику, ни Люксембургу, ни Оранскому… ни тем более королеве Марысе… – Катажина вдруг беззаботно, по-девичьи, рассмеялась, и кастелян поймал себя на мысли, что никогда не видел её такой счастливой, как сегодня. – Расскажите! Я сгораю от любопытства.

– О чём?

– О том, как вы догадались, что Барбара жива.

– Но вам же всё известно.

– Мне? Я ничего не поняла. Готова поклясться, что судья и прочие поняли ещё менее. Я жду ваших объяснений.

Кастелян пожал плечами.

– Но я изначально сомневался в виновности Агнешки.

– Это ничего не объясняет.

– Ну вспомните: вы же сами рассказали мне, что Наталья было одета в накидку Агнешки. Наталья сама брала чужую одежду, чтобы незамеченной встречаться с королевичем Якубом. Стремление быть неузнанной, точнее, принятой за Агнешку, и погубило её.

– Не поняла.

– Можно предположить, что убийца шёл не за Натальей, а за женщиной в шёлковой накидке. В этом случае охота велась именно за Агнешкой.

Катажина вскинула голову, вникая в смысл сказанного.

– Как всё просто…