Номер 19

Я говорю и спотыкаюсь о что-то тяжелое и мягкое.

В тот момент, когда я осознаю, что у моих ног лежит мертвое тело, я не испытываю ни страха, ни паники. Я знаю, что тело нужно разделить на куски и спрятать. Еще я знаю, что нужно торопиться.

Руки ловко перехватывают рукоятку лопаты, и я бью острой частью, словно топором.

Без злости, спокойными движениями.

Целюсь в шею.

Хочу отделить голову от тела покойника. Не думаю о причинах или последствиях.

Мне страшно только от того, что я абсолютно спокоен.

– Татуировку считают чем-то нечистым, бесовским. Сатанинской отметиной. Считают чем-то дьявольским.

Мой голос дрожит.

– Татуировки получали паломники, совершившие путь к святым местам. В Боснии, например, католики наносили себе на тело крест или инициалы Иисуса Христа.

Одной рукой я подхватываю за волосы почти отрубленную голову мужчины, другой прицеливаюсь и ударяю что есть сил в углубление на его шее, в котором уже виднеются кости. Я проделываю все это с мертвецом, и я знаю, что за мной наблюдают.

Металл отслаивает кожу, зарывается в мокрую розовую мякоть. Мне хочется повернуться и успокоить своего наблюдателя.

– Не, ым, волнуйся, – говорю незнакомым голосом. – Если сможешь, ты все увидишь, ым, сам.

Не волнуйся. Повторяет мой рот, и я наблюдаю словно со стороны, как мне не хватает сил.

Рубить лопатой не простое занятие.

Удар.

Еще и еще.

– Воинам в Полинезии наносили татуировки в виде зубов акулы или наконечников копий. Женщинам делали отметки о замужестве и количестве у нее детей.

Не помогают мои разговоры.

Рот выплевывает известные факты, а руки двигаются вверх-вниз, рассекают лопатой мертвую плоть.

– В России солдатам на запястье вырезали крест и порядковый номер. – На каждый слог в слове номер, руки делают еще два ритмичных удара острием по шее.

В голове вертится фраза «Не бойся. Все будет хорошо».

– В рану закладывали сухой порох вместо краски. Не бойся. Такой метод служил для определения, ым, принадлежности убитого воина к воинскому подразделению. Все, ым, будет хорошо.

Оттягиваю голову мертвеца.

Она практически отделилась от тела. Лишь несколько скользких клочков разорванной кожи удерживают ее на плечах. Я верчу в руках тяжелый холодный мертвый шар. Рассматриваю посиневшее лицо.

Кажется.

Кажется, мне знаком этот человек.

Я его раньше видел.

Или?

Глаза мечутся. Разглядываю окровавленное тело. На нем форма. Форма полицейского.

Где я мог видеть этого человека?

«Не бойся. Все хорошо».

Хочу прекратить, но не могу. Не контролирую свои движения.

В очередной раз замахиваюсь.

Бью.

Лопата с лязгом отскакивает в сторону, я попадаю себе по руке.

В глазах темнеет.

Дорожная разметка виляет, исчезает в черноте под капотом. Ветки бьют в лобовое стекло. Пол и потолок меняются местами. Фары подмигивают и гаснут.

Чувствую боль.

Я понимаю, что все это не по-настоящему. Я морщусь. Трясу головой. Мне хочется стряхнуть пелену.

– Абсурд! – я кричу.

– Ым, не бойся, – отвечаю сам себе женским голосом.

Галлюцинации.

Наваждение.

Это понарошку. Я главный герой. Я решаю…

Абсурд.

Но, несмотря на абсурдность, боль в руке реальная.

Несколько раз закрываю и открываю глаза. Терплю боль. Осматриваю свою ноющую от боли кисть.

Рука испачкана.

Кровь.

Это моя кровь.

Я судорожно шевелю пальцами и вижу, как двигаются под кожей мои тонкие кости. Тонкие белые сухие палочки со скрипом ходят вперед-назад под полупрозрачной пленкой.

Проклятая виолончель гудит.

Я чувствую, как мое лицо кривится. Глаза уставились и смотрят на рану. Мурашки бегут по спине.

Меня сейчас стошнит.

Машинка жужжит.

– Ым, хватит, – звучит незнакомый голос.

С трудом удается вернуть контроль над собой.

Я сижу на стуле у кушетки возле своей клиентки. Девушка лежит с закрытыми глазами. Улыбается.

Машинка долбит мою левую кисть.

Пустые иголки стрекочут на одном месте. Словно миксер треплют, вытягивают, взбивают мою кровь, заталкивают ее под тонкую резину черных одноразовых перчаток. Словно дятел, который стремится выковырять из дерева жучка, машинка стремится отыскать мои сухожилия.

В ужасе отпускаю педаль.

Жужжание смолкает.

– Татуировка служила знаком родства, – говорю по инерции. Словно отвечаю на дополнительный вопрос на важном экзамене.

Подскакиваю.

Отхожу в сторону.

Срываю перчатку и торопливо обрабатываю рану спиртом.

Заливаю полфлакончика. Щиплет. Жду немного и выливаю остаток на развороченную кожу.

Буду надеяться, что клиентка ничем не больна. В голове всплывают самые неприятные варианты.

Запах спирта разлетается по комнате.

Я бинтую кисть и незаметно посматриваю на ногу девушки. Черная широкая полоса проходит через весь портрет. Я лишь на мгновение отвлекся, отключился, и это стоило мне испорченной работы, скорее всего, жалобы от клиентки, и я молчу об опасности заражения.

Как исправлять?

Девушка все еще лежит с закрытыми глазами.

Кажется, она не понимает, что я натворил. Может, если не подавать вида, она не догадается.

Обыграю линию. Сделаю на ней акцент. Будет частью тени или прически.

Смотрю на перечеркнутое лицо.

Нет.

Это провал.

Как можно замаскировать такое? Это даже не контур. Я, можно сказать, сделал ей шрамирование посреди тату.