-Ты... посидишь тут? – устало спросил Бонита, вставая. Словно в ответ на его слова, вдалеке раздался глухой звук удара и лязг металла. Ночь за окнами пропороли два луча яркого, ртутного света фар подъезжающей машины. Поль и Элен невольно поморщились, а Диксон даже заслонил глаза ладонью. В нём ощутимо дёрнулась и вскрикнула нелепая, иррациональная надежда на то, что... – и он опять мучительным усилием воли задушил эту надежду. Скорее всего, это просто кто-то из сторонников Ливали спешит в Кирпичное за объяснением всего произошедшего.
-Судя по звуку, Элли, у тебя в интернате больше нет ворот, – заметил Бонита, подходя к Диксону и опираясь на подоконник. – Этот псих взял их тараном. Интересно, кому это так не терпится...
На этих его словах по стёклам снова полоснуло лезвиями света. По аллейке под окнами на весьма немалой скорости пронеслось белое приземистое авто, оттормозилось с дымом из-под колёс, чтобы вписаться в поворот, и тут же снова газануло, улетая в сторону крыльца едва ли не в балетном прыжке. Брови Поля непроизвольно поползли вверх: он узнал этот автомобиль.
-К нам едет Лористон, – отозвался он на вопросительный взгляд Камилло, и решительно двинулся к дверям, накидывая свой бушлат. – Надо его встретить, пока он половину здания своими слюнями с перепугу не перемазал. Судя по тому, что ворот Леонар даже не заметил, напуган он до полной одури. Интересно, что такого могло стрястись на Озёрах, пусть даже уровень энергии рухнул до критического минимума?
-Ведьмы летать перестали, – не удержалась Ливали откуда-то из-под одеяла, двумя руками обхватывая грелку. – Привели бы вы его сюда, что ли. Я до сих пор не совсем понимаю, куда пропала моя первая принципалка, уехавшая в Депо... то есть, безусловно, Алия Селакес сейчас уже мертва, но хотелось бы всё-таки получить объяснения насчёт того, что стряслось вчера на закате...
-Приведём, – мрачновато ухмыльнулся Бонита, – правда, не обещаю, что в целостном состоянии. Нервы у меня последнее время ни к червю, а от Леонара у меня ещё во времена гильдии была качественная почесуха всего организма... Камилло, ты со мной?
-Иду, – Диксон, потирая руки, чтобы разогнать неумолимо остывающую кровь, поднялся со стула.
-Я же теперь без тебя вообще никуда. Этот мир для меня чужой, и... – он не закончил фразы, досадливо дёрнув уголком рта. «И мне отсюда никуда не деться... хотя и деваться-то, в общем, некуда», – завершил Камилло свою мысль уже про себя, спускаясь следом за Полем по гулкой, слабо освещённой лестнице, где тревожно пахло ветром из ниоткуда. На ступеньках между третьим и вторым этажами сидела коротко стриженая девушка в синем платье. Она немо и обречённо смотрела на собственные запястья, прошитые бесполезной теперь медью, и слизывала слёзы с бледных, запавших щёк. Бонита, проходя мимо, цокнул языком и негромко проговорил, словно бы сам себе:
-Элен... подсадила тысячи людей на наркотик власти, которую дают узы... а теперь весь клин ломает без очередной дозы вседозволенности.
-Это... теперь навсегда? – с ужасом спросила им в спины принципалка задыхающимся голосом.
-Мы больше...
-Да, вы больше не будете играть в богов, – спокойно отозвался Бонита и почесал подбородок о плечо. В его глазах не было ни жалости, ни злости; казалось, щёлочи и кислоты его странной судьбы давно уже вытравили из души Поля эти чувства. – Империя ангелов пала. Настала пора снова пройти по земле Некоузья и вспомнить обо всём, что было позабыто в вашем всеобщем ослеплении чистым белым светом...
-Да зачем же теперь вообще жить?! – приципалка в припадке бессильной ярости рванула ногтями кожу над узором медных нитей, пытаясь выдернуть их наружу. Профессор безмятежно улыбнулся девушке, и от этой улыбки Камилло Диксона передёрнуло в жестоком ознобе.
-Если ты считаешь, что сама по себе, как человек, не представляешь ровным счётом ничего – значит, тебе и впрямь незачем жить, – произнёс Бонита, поправляя очки и сам не понимая, кого он сейчас невольно повторяет. – Элен Ливали, например, так о себе не считает. Но это уже твоё личное дело: сложить все флаги к ногам пустоты или продолжать сражаться с жизнью за жизнь... лично мы с главой интерната – продолжаем.
-А... – девушка притихла, съёжившись на ступеньке, и опять уставилась на свои сплетённые руки.
-Ты умеешь быть очень жестоким, – слегка удивлённо заметил Камилло, когда они остановились у начала лестницы. – Как консервный нож, который равнодушно пропарывает любые чувства с единственной целью: открыть истинные мотивы наших поступков и бесстрастно показать их нам.
-Да, – Бонита на миг смежил ресницы, потом повернулся к Диксону и открыто улыбнулся ему, глядя снизу вверх, – и к себе в первую очередь.
Диксон неопределённо пошевелил усами, не зная, что ответить Полю, и прислушался к слабому дыханию интерната. Тихо, так тихо... только в одном из тающих в стылом сумраке коридоров кто-то негромко плачет, будто стесняясь быть услышанным.
-Леонарчик не может обнаружить дверь? – вскинул брови Бонита, пересекая холл и выглядывая сквозь стеклянную створку в абсолютную ночь.