Нона из Девятого дома

– Ты слишком много говоришь, Пирра.

Какое-то время она не могла решить, с чего начать. Она думала про ногу, потому что нога была дальше всего от головы, и, возможно, боли потребовалось бы чуть больше времени, чтобы дойти до мозга, но это могло испортить ей обувь. Обувь обратно не отрастает. Опять же, ей никогда не нравились собственные руки. Нона вытянула левую руку, которая немного дрожала – она не боялась боли, которая уже случилась, но предвкушение приводило ее в ужас.

– Пирра, помоги, – выдохнула она, – я боюсь, я не могу.

Пирра сжалилась над ней и схватила ее за локоть. Протянула руку Ноны вперед. Кончики ее пальцев преодолели какой-то невидимый барьер и растворились.

Что-то ужасное происходило там, где пальцы встретились с барьером. Кончики ее пальцев превратились в красно-серый туман. Мелкие капли попали на руку и обернулись крошечными белыми облачками пара, ударившись о барьер, а потом пропали. Пирра удерживала ее на месте, пока ее рука обгорала, рука болела, рука исчезала. Это было похоже на боль от шатающегося зуба, если зубов было около ста и они все росли на кончиках пальцев.

А потом ее рука сошла с ума, и это было хуже всего. Огромные комки кожи внезапно поползли туда, где их не должно было быть, они походили на красно-бело-коричневые комочки воска. Мягкие ростки того, что, как она поняла, было ее собственной костью, выскакивали, дрожа, из ее плоти, стремясь по спирали вперед, как будто искали, за что ухватиться, как будто собираясь прорасти пальцами в более безопасном месте. Это было по-настоящему страшно – смотреть, как плоть распадается, как вырастают новые пальцы. Из воска выросла еще одна рука, потянувшаяся назад к ней, как к зеркалу, и Нона закричала от ужаса и подалась вперед, чтобы избавиться от этой руки.

Красные метки, покрывающие коридор, взорвались, как миллион крошечных фейерверков. Один, потом следующий, потом все остальные по очереди – ПОП-ПОП-ПОП-ПОП-ПОП, как будто Чести купил их по дешевке и бросил спичку в коробку. Послышался шум, словно загорелся автомобиль, воздух замерцал, и мелкий кровавый порошок посыпался с потолка.

Нона опустилась на корточки и спрятала руку между бедер, боясь взглянуть на нее. Ее сердце билось так сильно, что она боялась, что оно лопнет. Взгляд расфокусировался, как будто глаза уже не имели к ней никакого отношения. На мгновение ей захотелось крикнуть: «Помогите», как она поступила раньше, притворяясь капитаном. Ей хотелось кричать. Ей хотелось, чтобы ее слушали. Она хотела, чтобы барьер забрал ее руки. Ей хотелось броситься в него, обратиться кипящей массой плоти, костей и щупалец, уничтожить свое тело, расплавить его, исчезнуть, чтобы никто не претендовал на ее тело, кроме нее самой, чтобы оно принадлежало ей и никому другому. Думать об этом было ужасно. Нона сразу горячо возненавидела себя.

Пирра упала рядом с ней, обхватила ее большими темными жилистыми руками, дико пахнущими по́том. Щеки казались шершавыми от несбритой щетины. Шея у нее была колючая и приятная, и Нона уткнулась в нее лицом и тихо хныкала, пока ей не стало легче.

Пирра схватила ее за руку и сказала:

– Ты в порядке. Никаких повреждений. Смотри.

Но Нона отказывалась смотреть целых двадцать секунд. Когда Нона наконец опустила взгляд, все было в порядке – ее рука казалась совершенно нормальной, вот только ногти отросли слишком длинными, так что рука походили на лапу. Пирра тут же достала нож и обкромсала их, пусть и неровно.

– Ты смелая. Нона, прости, у нас нет времени отдыхать. Начни открывать дверь. Я хочу тут прибрать на случай, если какие-то заклинания остались целы. Не хочу, чтобы тело принялось разваливаться на куски. Ее не так-то просто будет утащить.

Голова Ноны снова закружилась, но она кивнула и двинулась по коридору. Она открыла первую дверь слева, но это оказался чулан с метлами. Подбежала к следующей, массивной двери. Ключ все еще торчал в замке. Она повернула ключ, нажала на ручку и остановилась на пороге.

Это была обычная спальня. Окон не было – они спустились под землю, по крайней мере, на один этаж, – и горела одна довольно тусклая лампочка. Комната выглядела довольно большой, там помещалась целая кровать и влезла бы еще одна, если поставить ее у самой стены. Растянувшись на кровати и занимая ее почти всю, там лежала девушка из ее сна. Девушка, которая могла бы быть ею.