Нона из Девятого дома

Нона вошла на цыпочках, мучимая нелепым ощущением, что шуметь нельзя, и всмотрелась в тело. Она не так много трупов видела вблизи. Долговязый труп был одет в красивый белый костюм: белые брюки, коричневые ботинки, которые выглядели почти новыми, белая куртка с серебряными шнурами и пуговицами. Пара пуговиц оказалась расстегнута. Девушка выглядела так, будто она рухнула спать в ботинках после долгого тяжелого дня: лицо у нее казалось полусонным. Рыжие волосы в темноте выглядели еще более рыжими, были ярче, чем у Пирры и чем у Чести. Маленький венок из костей и цветов немного сбился. Подбородок у нее был решительный, а нос представлял собой полную противоположность носу Ноны и напомнил о больших пустынных ядовитых кошках, от которых был без ума Утророжденный.

Нона вовсе не была уверена, что девушка красива. Лицо ее не казалось отталкивающим. Оно заставляло задуматься, но не о чем-то плохом, а просто о смерти. Кожа явно принадлежала мертвецу – пепельно-серая, с пятнами неподходящего грима у ноздрей и рта. Но даже будь девушка живой, Нона оценила бы ее критически. Ресницы у нее были очень темные, но короткие и загнутые, тогда как Нона считала, что все ресницы должны быть длинными и прямыми (ее собственные ресницы такими и были). У трупа были слишком большой рот и ямочки на щеках (ни у кого из ее домашних ямочек не было). По крайней мере, на веках не виднелись венки. Веки казались тяжелыми и холодными, а глаза – излишне глубоко посаженными.

Нона подумала, что будет очень стыдно превратиться из такой красавицы, как она, в такую… рыжую. Нона осторожно прикоснулась к холодной руке трупа, ожидая, что что-то сразу же произойдет, что она внезапно растает или исчезнет, как мыльный пузырь. То, что произошло, заставило ее гораздо лучше думать о трупе. Девушка открыла глаза, и глаза оказались желтыми, цвета золотого вечернего неба, такие же, как у нее самой, только мутнее. Они были прекрасны: Нона обожала свои глаза и теперь видела их снова, лишь чуть-чуть попорченные смертью. В темноте они сияли, как клад.

Труп взглянул на нее с такой немой беспомощной мольбой, как будто заговорил на родном языке Ноны, что она сразу поняла, что делать дальше.

Тень встала в дверном проеме, почти заслонив весь свет из коридора. Нона обернулась и сказала:

– Пирра, прости, я облажалась.

Но Пирра смотрела на труп девушки так, как будто увидела привидение. Или даже два. А может, и два. Повернувшись обратно к девушке, Нона опешила: труп лежал совершенно неподвижно: глаза закрыты, конечности застыли в нелепой позе. Полное ощущение смерти. Пирра подошла и посмотрела на едва освещенный труп.

– Да, это Гидеон Нав, все в порядке. Я узнала бы ее где угодно. Можно было даже не говорить, что она дочь своей матери…

– Кого? – не поняла Нона.

– Ты видела ее фотографию, – Пирра потянулась рукой к лицу Гидеон, но потом отвела руку, одумавшись, – массовое производство Крови Эдема… так себе затея. Но этот ребенок ее. Только глаза и брови его. Странно, что Мерсиморн этого не заметила. Она, наверное, не смотрела.

– Ее мать – женщина, которая разбила тебе сердце, – догадалась Нона.

– Да, – сказала Пирра, – но лишних сантиментов не надо. Мы с моим лучшим другом выкинули ее из шлюза. А так я была готова на отношения, да.

Почему-то Нона ощутила смутную обиду и ревность. У нее вот не было матери, которую Пирра могла бы выкинуть из шлюза. И Пирра никогда не смотрела на нее так, как на этот рыжий труп, – с мягким, но неудержимым желанием взять его на руки, похожим на желание Кевина играть со своими куклами. С желанием взять, сжать, приласкать, уничтожить.

Тут она вспомнила и сказала поспешно, пока Пирра не успела вспомнить что-то слишком личное:

– Пирра, она тебя слышит, я думаю, она проснулась.

Пирра посмотрела на Нону. Посмотрела на труп. Положила руку на мертвый лоб… коснулась платка на шее. Труп лежал недвижимо, так же, как когда Нона вошла в комнату.

– Правда… я ее разбудила.

Теперь Пирра посмотрела на Нону. На ее лице было написано очень грустное и грубоватое удивление. Не желание, а понимание, которое Ноне не понравилось. Пирра погладила ее по щеке и спросила:

– Зачем?

– Просто так.

– Ничего не случилось? Каково это было?

– Это личное, спасибо, – чопорно сказала Нона.

– Ха, – сказала Пирра, – ну, ты не валяешься на полу, так что мы можем исключить пневматическую реверсию, – она прикрыла глаза ладонью, – в плохом варианте твоя душа перепрыгнула бы прямиком в ее тело, оставив твое тело вообще без души. Хреново было бы.

– Я бы умерла? – с интересом спросила Нона.

– Попыталась бы. Тело нуждается в талергии и душе, чтобы жить. Принцип треноги Анастасии. Тело плюс талергия без души – это очень странный овощ… ненадолго. Потом оно сдается и вырубается.

– Она посмотрела на меня, Пирра, – сказала Нона и в доказательство протянула руку и сильно ткнула тело в ребра. Тело не отреагировало.

– Ты заметила цвет ее глаз?

– Золотые. Как мои, но мутные.