— Бабке нужней. Из меня тоже наследника не вышло.
— Хочешь об этом поговорить?
У входа раздался взрыв смеха: явились первые посетители. В тот же момент зажглись лампы, и кто-то принялся возиться с колонками. Я осушил стакан залпом и покачал головой:
— Нет, мадам, не хочу.
Глава двадцать четвёртая. 12 октября 1985 года, 20:20, час Сатурна
Леви стояла перед зеркалом и прислушивалась, закрыв глаза. По сравнению с утомительным шумом реальности ткань сна звучала ярче и чище; её мелодии казались более простыми и податливыми. Стоило погрузиться лишь немного глубже, отдать им больше пространства внутри — и можно будет плести из них длинные, замысловатые узоры. Корни сновидений, из которых вырастут новые миры…
Осторожно коснувшись разумом клубка мелодий, Леви ощутила, как по телу — или тому, что служило ей телом здесь — проходит волна дрожи, затихая на самых кончиках пальцев. Не открывая глаз, послушница подняла руку: ей казалось, что на каждом её ногте сидит бабочка. Шаг вперёд, ладонь ощущает гладкую и холодную поверхность; бабочки разом взлетают, и чувствительный воздух трепещет от взмахов их крошечных крыльев.
Время открыть глаза. Комната не изменилась, но в зеркале больше нет её отражения. Вместо знакомых тёмных декораций спальни на Леви смотрит умопомрачительно-синяя бездна, полная дрожащих звёзд. Приходят воспоминания о бессонных ночах, которые Рэйен проводила с дочерью в Аппалачах: подержанный телескоп был их небесным кораблём.
Странно…
Прищурившись, Леви отняла руку от зеркала: оно не отражало ни одного знакомого созвездия.
— Будь осторожна. — На сей раз мягкий голос Кроцелла не застал послушницу врасплох. — В Ноо легко заблудиться.
— И что случится, если я потеряюсь?
На сей раз Герцог устроился не в кресле, как обычно, а на письменном столе Леви. Отметив про себя его привычку красоваться, послушница невольно усмехнулась: каждая встреча с Герцогом открывала в нём новую грань человечности.
— Твоё тело проснётся без тебя. — Кроцелл пожал плечами.
— А мне будет не всё равно? — Леви снова оглянулась на зеркало. Чужое небо исчезло, и в стекле отражалась только её собственная физиономия, более лукавая, чем обычно.
— Мне нравится то, что я слышу сегодня в твоих мыслях. — Герцог улыбнулся и легко спрыгнул со стола. Серебряные пряди его волос заколыхались, размётываясь по полу, будто струи воды с эскизов да Винчи. — Гораздо меньше страха.
— Я начинаю привыкать.
— Но помни о бдительности. Забредёшь слишком далеко — и станешь щепкой в потоке снов. Покинутое тело вскоре увянет, и вместе с ним твой дух распадётся безвозвратно. Вы очень хрупки, Леви: стоит лишь сердцу перестать биться — и вы навсегда возвращаетесь к праху, из которого были созданы.
Голос Кроцелла дрогнул, словно какая-то нота в нём дала трещину. Занавеси всколыхнулись от внезапного порыва хлёсткого, почти леденящего ветра, и послушница поёжилась, не до конца понимая, отчего на самом деле её пробрал озноб.
— Странно… там, в парке, было столько людей. Разве все они ещё живы?..
— В парке нет никого, кроме Танцора и его воспоминаний. Он хорошо помнит лица, но те, кто их носил, давно растворились в Ноо. Сны уже взрастили новые души из почвы, которую они собой наполнили.
— Но ведь сам Танцор тоже должен был?..
Кроцелл приблизился к Леви почти вплотную, загородив её плечом от взбесившегося ночного воздуха.
Ястребиный поворот головы, резкий блик неведомого света на острой скуле, презрительный взгляд — и ветер будто отшатывается прочь, за оконную раму… Лёгкое, почти незаметное изменение в музыкальном рисунке.
— Стихиалии уже заинтересовались тобой. — Кроцелл вдруг посерьёзнел. — Не будем терять времени.
— Подождите! — Неожиданно для себя послушница схватила Герцога за край рубашки. — Что всё это значит? Кто такой Танцор на самом деле? Вы, могущественное и сильное существо, склонились перед ним…
Кроцелл усмехнулся и мягким движением высвободил ткань; Леви почувствовала, как прохладные пальцы ласково касаются её лба, и едва пробудившаяся тревога затихает. Прикосновение Герцога обладало почти той же силой, что и прикосновение Рэйен Дим — и она почти так же гладила маленькую дочь по волосам, когда та просыпалась после страшного сна.
— Дело в уважении, Леви. Да, я бессмертен. И, в твоём понимании, конечно, могущественен. Вот только мне это ничего не стоило — я был создан таким. Танцор таким стал сам, и его сила — не дар, но заслуга. Мир требует очень многого от тех, кто хочет уберечь свой дух и память от распада за чертой смерти… а от тех, кому это удалось, он требует ещё больше.
— Значит, смерть — не всегда конец?
Ожидая ответа, Леви подняла глаза и встретилась взглядом с Герцогом. Приглушённый свет, постоянный обитатель его зрачков, внезапно погас, и Кроцелл опустил голову — так, что несколько серебряных прядей упали на лоб послушницы.
— Не всегда. Но таких, как Танцор, очень мало… к моему большому горю.