Заинтересованный ветер обволакивал тело Леви, ощупывал изгибы её талии и бёдер, привнося в импровизацию лишние, чересчур лукавые ноты из других воспоминаний. Но, внезапно, именно эта специя сделала музыку более уверенной. Воображение послушницы достроило завершающую фразу…
Леви расслабилась, переступила с ноги на ногу и чуть покачнулась, привыкая к изменившемуся телу. После упражнений с Танцором это её совершенно не шокировало. Как там делал Кроцелл?..
Выпрямиться, расправить плечи — и вот воздух уже бьётся в её собственные крылья. Перья — серые с одной стороны и снежные с другой — наводили на мысль о чайке и морском прибое, но Леви отмахнулась от новых образов.
Наступило время разбежаться, закрыть глаза и прыгнуть.
Глава тридцать третья. 21 октября 1985 года, 13:23, час Луны
Левая рука дрожала так сильно, что я со дня на день ожидал от неё заявления об увольнении. Зажатый в ней набросок, соответственно, трепыхался, и очертания Соломоновой Печати, хранившейся у Фредерика де Вриза, то и дело расплывались у меня перед глазами. Можно держать обеими, конечно, но во второй руке была сигарета.
Попытавшись затянуться, я обнаружил, что она потухла, а зажигалка куда-то сбежала. Взгляд фокусировался с большим трудом, но цветным пятнышком на тумбе в паре ярдов от моего смертного одра могла быть только она. Я почувствовал бессильное раздражение: не дотянуться…
Никогда бы не подумал, что мне придётся познать радости жизни обезноженного в двадцать один год. Чувствительность мало-помалу возвращалась, но ходить я пока не мог — ноги отказывались слушаться, отказывались держать изрядно полегчавшее за последний месяц тело. А неделя срока, данная де Вризом, вчера закончилась, и я, очевидно, провалился. Хреновое начало сотрудничества.
Стукнула дверь, и этот звук стал единственным, что выдало появление Терри Макферсона. Он двигался почти беззвучно, и змеиными повадками страшно напоминал бывшую супругу. Впрочем, хватало и иного сходства — если бы я не знал об их отношениях, то мог бы принять их за брата и сестру. Кажется, это происходит со всеми давними возлюбленными — если вспомнить бабушку и сэра Файндрекса, можно заметить то же самое.
Или это просто признак «брака, заключённого на небесах»? Судя по тому, что я видел, ни та, ни у другая пара так и не сумела порвать убедительно.
— Слушай, — позвал я и поморщился от собственной хрипотцы, — подкинь зажигалку, а?
Не меняясь в лице, но зло усмехаясь глазами, Терри обернулся ко мне. Чтоб его, козла… Неужели нарочно?
— Вторая пошла. — Он потряс смятой пачкой и швырнул её в мусорную корзину. — Ты же знаешь, что куришь слишком много, да?
— Ага. Но ничего не поделать, без них я не могу думать.
— Может, воспользуешься случаем и отвыкнешь?
— Не в этот раз. Мозги мне нужны прямо сейчас.
— На что это ты пялишься с самого утра?
Рука с наброском устала и обвалилась на постель сама, не дожидаясь моего разрешения.
— Дай зажигалку, Терри.
Макферсон ухмыльнулся:
— Не-а. Мне, вроде как, поручено тебя на ноги поставить. Так что это?
Выдохнув, я откинулся на жёсткую подушку.
— Возможность, сделавшая мне ручкой. Не будь свиньёй, а? И без того тошно. Дай зажигалку.
Макферсон пинком пододвинул к постели табуретку и уселся на неё. Пахнуло крепким табаком — явно трубочным. Нет, ну какова скотина!
— Расскажи подробней об этой штуке, и я подумаю.
— Зачем тебе?
— Интересно.
Я покосился на него. На лице Терри не было шрамов, но оно всё равно казалось изрезанным — из-за морщин. Скулы напоминали острые плавники, и улыбка — или то, что он ею считал — довершала сходство с акулой. Такой, которая любит мотаться куда-нибудь на Гавайи, чтобы поддерживать лёгкий загар.
Впрочем, даже хищный оскал Макферсона выглядел дружелюбнее плоской угрюмости, в которой он обычно пребывал.
— Ты давно практикуешь?
— Что тебе за дело, парень?
— Интересно.
Потрескавшиеся губы Терри напряглись и превратились в изломанную щель. Кажется, шутка вышла плохой.
— Откуда мне знать, насколько хорошо ты разбираешься в деле? — торопливо пояснил я.
Слишком быстрая речь вызвала болезненное напряжение в лице; левый глаз отказывался моргать уже второй день. Я догадывался, что это значит, и в зеркало мне смотреть совсем не хотелось.
— Десять лет, — сказал Терри, потирая подбородок. — Ну, или около того.
Я попытался присвистнуть, но вышло какое-то позорное шипение.
— Солидно.
— Толку-то? Учить меня некому было. Сам копался, вот и умею всякое по-мелочи.
— У нас иные лофиэли и «по-мелочи» не умеют с тех пор, как подготовку реформировали. А, э-э… прости за вопрос, но сколько тебе лет?
— За что простить-то? — Макферсон вытащил из кармана потёртую фляжку, отхлебнул и спрятал обратно. — Сорок один.
— Стало быть, ты начал в тридцать?
Поразительно. Если он всегда обладал способностями, то они должны были пробудиться гораздо раньше. Меня это настигло в одиннадцать, но условия соответствовали, а для практика без крутой бабки двадцать — потолок.
— Стало быть, да.
— И как же ты не рехнулся к этому времени?..
Терри фыркнул: