Он быстро отыскал то место, где сплиты исчезли в лесу. Надломанные и обрубленные сучья вели к хорошо утоптанной тропе, которой либо очень часто пользовались, либо проложили много язур назад. Тропа была достаточно широкой для того, чтобы по ней можно было ходить, не задевая растительность по обеим сторонам. Почва — раскисшая от дождя и потому скользкая глина — была расчищена от травы и кустарника, и было видно, что расчистка ведется регулярно. Нопилей осторожно исследовал тропу, не упуская из виду все вокруг, чтобы в случае тревоги успеть нырнуть в кусты. Постепенно тропа стала шире примерно на восьмую часть длины. Кое-где от основной дороги уходили более узкие тропинки, которыми, судя по всему, пользовались гораздо реже. Но теладинец их проигнорировал и пошел вперед по широкой просеке.
Через несколько мизур дождь стал ослабевать, а потом и вовсе прекратился. С листьев над головой Нопилея время от времени еще срывались капли, но они становились все реже, пока наконец вода не осталась стоять только отдельными лужицами, выглядевшими как концентрические круги на глинистой дороге. Вокруг теладинца воцарилась тишина. От земли исходил пар, темно-зеленые листья блестели после дождя. В отличие от материковых джунглей, растительность в этом лесу выглядела более густой, зеленой и, как ни странно, более живой. Но вот зверей он до сих пор не встретил. Нопилей не знал, связано ли отсутствие фауны с недавно прошедшим ливнем. Но даже если здесь и обитали животные, а в этом Нопилей не сомневался, то в любом случае это были не светящиеся насекомые, не брызгающие кислотой драконы.
Тропа сделала плавный поворот, стала еще шире и вышла на почти круглую площадь, где наконец плотный полог из листвы расступился и можно было увидеть темно-синее небо. Нопилей удивленно фыркнул, заметив небольшую хижину, сооруженную, вероятно, из срубленных деревьев. Может быть, это было жилье тех сплитов, которых он видел на берегу? На всякий случай он сделал шаг в сторону и съежился за одним из больших кустов вдоль просеки, чтобы какое-то время понаблюдать за хижиной. Когда в течение целой инзуры ничего не произошло и лес по-прежнему оставался спокойным, взволнованный Нопилей преодолел свой страх и максимально осторожно начал медленно пробираться к домику, прячась за низким кустарником, растущим вдоль просеки. На цыпочках он обошел строение вокруг и заглянул внутрь. Там никого не было, но с потолка свисали развешенные в несколько рядов неравномерно обработанные полоски непонятного происхождения. Подгоняемый любопытством, Нопилей отважился подойти поближе. Наконец он оказался прямо перед раскрытой дверью хижины и с интересом рассматривал помещение. Сквозь щели положенных друг на друга стволов деревьев туда проникало немного света, и этого оказалось достаточно для того, чтобы Нопилей наконец понял, для чего предназначена постройка. Его чешуйка на лбу непроизвольно побледнела. Во всю ширину хижины, то есть около двух с половиной длин, были натянуты тонкие нити или проволока, с которых свисали полоски сушеного мяса. Хижина использовалась сплитами для вывешивания и высушивания их пищи! Но… Нопилей, потрясенный, замер… Но это ведь должно означать, что они здесь
Он не успел додумать мысль до конца, так как за спиной раздались шаги и голоса. Перепуганный до смерти Нопилей огляделся.
Сплиты беседовали на своем языке. Скрючившийся под верстаком теладинец иногда выхватывал из их речи то или иное слово на общепринятом торговом языке, которое он разбирал вполне отчетливо, но уловить связи с другими словами не мог.
Нопилей вздрогнул, услышав шелест отодвигаемого в сторону сушеного мяса. Спустя мгновение он уже видел неуклюжие ноги сплита, подошедшего к верстаку и бросившего что-то с глухим стуком на его поверхность. По звукам, которые за этим последовали, Нопилей догадался, что сплит разделывает тушку, подготавливая ее для сушки. У сплита на все это ушло довольно много времени. Видимо, он подошел к работе очень ответственно, но в этом как раз не было ничего удивительного. Нопилей готов был биться об заклад, что тому, как и любому сплиту, доставляло большое удовольствие исследовать внутренности других живых существ, причем как можно более кровавым способом.