Нора, или Гори, Осло, гори

– Я тут был. – Эмиль указал на экран, где показывали безлюдное помещение, судя по всему Центральный вокзал Осло.

Я смотрела на него искоса, пытаясь определить, взволновала ли его так интрига (экологическое преступление) или теплые воспоминания о Центральном вокзале. О встрече? О расставании? О хот-доге за 75 норвежских крон? Чем дольше я смотрела на Эмиля, тем яснее понимала, что ненавижу Норвегию и, будь у меня такая возможность, – разбомбила бы ее в пух и прах. Вестфолл, Эстфолл, Сёрланн, Музей Мунка и Грюнерлокку. Сантхансхауэн и Нурмарку. Мир несправедлив. Эмиль по-прежнему был захвачен происходящим на экране, где мужчины с портфелями бегали по улице Карл-Юханс-Гате. А может, теплыми норвежскими воспоминаниями.

Когда мы легли спать, я достала мобильный. Эмиль спал, и ко мне подползла Норвегия. Как непроходящий цистит. Но вместо того чтобы пить воду и пенициллин, я упорно продолжала подтираться от ануса к вагине. Я снова скачала Инстаграм и решила проверить, что происходило на западе последние три недели. Нора была на вечеринке, как мило. Осень пришла в Осле, как чудесно. Я листала и изучала, и внезапно на дисплее возникла Норина мама. И тогда я поняла, в кого она, от кого она унаследовала свою конвенциональную красоту и эти эффектные высокие скулы. Я словно оказалась в чистилище, или открыла сундук с сокровищами, или прошла по висячему мосту над горной пропастью. Земля так далеко внизу. Живот сводило от страха.

Я погуглила имя матери. Гуро С. оказалась популярной журналисткой, много лет работавшей на государственном радио NRK. Она училась в университете в Осло, год провела по обмену в Швеции – так было написано на ее странице в Википедии. В прошлом была замужем за владельцем радиостанции. Двое детей. Я погуглила снова. Первым результатом была фотография Гуро с маленькой Норой на красном ковре. Тогда она еще не открыла свою сексуальную сторону и на высоких каблуках держалась неуверенно. Кинопремьера в Осле. Блестящее черное такси на заднем плане (даже у Норвегии есть свои пределы: машина не походила на лимузин) и свет прожекторов. Радиожурналист… Радио. Есть ли что-то скучнее, чем радио? Звук без картинки, чьи-то запутанные рассуждения, звонки слушателей и скучное стихотворение дня. Переваривая новую информацию, я обдумывала свои дальнейшие действия. Что мне делать? Бросить Эмилю в лицо, что мать Норы национальная знаменитость? Я встала с кровати. Было темно и тихо. В небе светила яркая луна. Я походила по дому, но поскольку делать было особо нечего, вернулась в кровать.

Разумеется, мне было необходимо разузнать все о матери Норы. Ее известность оказалась большим подспорьем в деле поиска информации. Гуро С. писала остроумные посты в социальных сетях, с горящими глазами комментировала политические события. Ее новый муж играл в группе, создающей музыку для детей. Его гуттаперчевое лицо часто искажали странные выражения, видимо в стремлении передать чистые и простые для понимания чувства детям: выпученные глаза, рот в форме буквы «О», оттопыренное рукой эластичное ухо. Супруги часто путешествовали, обожали скоростные итальянские велосипеды, наслаждались столичной жизнью в Осле. Как в туристическом путеводителе. Но для меня самым интересным было то, что в Инстаграме Гуро С. было множество снимков Норы. Мать ее обожала, боготворила. Восхищалась ей. Они постоянно проводили время вместе: ужины, походы в кино, ленивые воскресенья на даче, пятничный уют дома – но на большинстве фотографий не было никакой обстановки. Только Нора. В подписях значилось что-нибудь вроде: «Verdens vakreste menneske»[14] или «Nora, lyset mitt!»[15]. Самая красивая в мире и мамино солнышко оставалась невозмутимой. Она была в курсе своей значимости и не нуждалась в ее подтверждении. От этих снимков у меня пересохло во рту. Язык прилип к гортани.

Внутри тикала боль. Боль из-за Норы и та, другая. Это ничего страшного, напомнила я себе. Это неопасно. Больно, но не смертельно. Если я, конечно, еще жива, как я однажды подумала, лежа на полу в позе эмбриона и обливаясь холодным потом. Менструальная боль – это волны, разбивающиеся о скалы. Неизбежные, неостановимые. Меня ритмично окатывало холодными брызгами. Я не знала, волна ли я, или скала, или простая сухая ветка, которую швыряет туда-сюда. Но кем бы я ни была, никто не пришел мне на помощь. Никто не остановил волны, никто не вынул ветку из воды и не оставил ее отдыхать под сосной. Все продолжалось: знак бесконечности, лежачая восьмерка. Было неизвестно, закончится ли это когда-нибудь. Разве можно так жить? У меня не было другого выхода. Все, что у меня было, – это тело и аккаунт в Инстаграме.