Нора, или Гори, Осло, гори

Нора ответила в понедельник. Разумеется. Она была вежливой, воспитанной девушкой. Такой вежливой, что нашла время ответить на ругань шведской истерички. В одиннадцать утра у меня во «Входящих» появилось ее письмо. Этого я не ожидала. Увидеть ее имя на экране было словно вернуться обратно в лето: в ярко-зеленый Оденсе, в немое отчаяние. В чужой для меня край. У Норы было то же имя и та же фотография, от которой невозможно было отвести глаз. Ее улыбка ясно давала понять, что Нора вежливо отвечает на письма, гладит собак по шерстке и приветливо общается с сумасшедшими незнакомками. Почему мне раньше в голову не пришло, что она действительно может ответить? Я могла бы удалить письмо не читая и стереть этот инцидент из памяти. По крайней мере, из своей. Я прилегла и зажмурила глаза. Потом все-таки кликнула на письмо, потому что мы живем только раз…

«Я понимаю, почему ты сердишься, – писала она по-норвежски, – но твои слова причинили мне боль. Я совсем не хотела заразить его хламидиями. Я только хотела поговорить с ним, ничего больше!»

Я села на кровати и почувствовала, как напряжение спало. Как будто вилку выдернули из розетки. Солнце гоняло солнечные зайчики по потолку, в комнате пахло кофе. Мне было все равно.

Осознание пришло мгновенно. Дело было совсем не в Эмиле. Может, только изначально. Но не сейчас. Он утратил свое значение, сошел с картины. Теперь это касалось только меня и Норы. Но ей никогда не удастся все наладить. Норвегия была слишком мрачной, слишком гнетущей. Даже ее трогательная искренность не в силах этого изменить.

Я была вынуждена ответить и невольно вернулась к общепринятым нормам коммуникации. Написала, что все понимаю, что сожалею о своих словах, что, естественно, она может звонить кому хочет. Нора сразу ответила, что она тоже все понимает, и внезапно мы превратились просто в двух общающихся молодых женщин. Мы следовали негласным правилам светской беседы, обменивались извинениями, проявляли эмпатию и выражали понимание. Призвав на помощь все свои женские навыки, я пошла Норе навстречу, и вскоре все стало легче – дыхание, движения рук.

Зачем приносить жертвы богам, когда достаточно сказать «прости»? Нора простила меня. Я простила ее. На мгновение возникло взаимопонимание, которое почти перешло в симпатию. Никого не надо сжигать живьем на костре. Нора была милой и приятной. Я закончила письмо фразой «Может, однажды мы встретимся в скандинавской столице». Нора согласилась: «Было бы здорово». И напоследок пожелала мне хорошего дня: Håper du får en fin dag! Норвегия вывесила белый флаг. Она никогда не хотела причинить мне боль.

Переписка с Норой не имела особых последствий. Эмиль очень коротко прокомментировал случившееся. Вероятно, это показалось ему таким жутким, что он не находил слов.

Почему я позволяла фантазиям о Норе мучить меня так долго? Ведь это были просто фантазии – свастика в глазах и черная Норвегия. Покровы упали, иллюзия исчезла, остались только зеркала и дым. Это была постановка моего внутреннего режиссера, который наверняка был дьявольским приспешником Сатаны, – но все же режиссера, а не всемогущего Бога. При свете дня Нора представала обычной, милой девушкой. Ее жизнь не имела ко мне никакого отношения. Закон исключенного третьего – не философская проблема, а философский закон: утверждение или истинно, или ложно, и третьего варианта не дано.

Реальность стала ощутимее, четче. На дворе был ноябрь. Температура понизилась, листва опала, ветви деревьев потемнели. Нахлынувшее облегчение рассеивало туман. Я подумывала о том, чтобы поехать в Норвегию и закончить свой сумбурный сборник стихов о скандинавских языках. Забронировать поездку в Осло на несколько дней. Как следует посмотреть на норвежские горы, на фьорды и величественные пейзажи. Они были красивы, действительно красивы. Картины Рождества в Осло – темно-синего, почти черного, с множеством звезд – стояли перед глазами. Глубокое небо, глубокие фьорды. Я с азартом принялась за изучение норвежской литературы, прочитала саги, «Голод» Кнута Гамсуна (ужасно нудный) и Амалию Скрам. Начала сотрудничать с норвежским редактором. Мы готовили выпуск журнала с произведениями скандинавских авторов. «Jeg er ikke bange»[21], – сказала я себе голосом Йенса Столтенберга. И с гордостью сообщила Эмилю, что больше не страдаю. «Я теперь сама справлюсь», – сказала я серьезно, сжимая его большую руку в своих.

19 Хрустальный тетерев