Нормандский гость

Эмма вздрогнула, схватилась рукой за сердце. Эта девушка!.. Вия!.. Ведь она предупреждала его тогда, оберегала, заклинала не ехать, чувствуя грозящую ему беду! Она умеет предвидеть, угадывать, Людовик сколько раз говорил об этом. И тогда, в этот день... О, небеса! Ведь она, эта девочка-провидица, посланная, быть может, ангелом-хранителем из заоблачных высей, высказывала опасения и умоляла не отпускать сына на охоту! А она? Что же она в ответ? Лишь рассмеялась в душе, приписав её предостережения неуёмной фантазии взбалмошной девчонки, которой неизвестно что взбрело в голову! Святой Боже! Что она наделала! Почему не послушала тогда эту маленькую вещунью, которая хотела уберечь её сына от смерти?! Почему не бросилась тогда в его покои, не упала ему в ноги и не закричала, закрывая путь своим телом: «Не пущу!!! Вели изрубить свою мать мечами, только тогда ты сможешь выйти отсюда!» Но не сделала этого, не послушала совета, пренебрегла! Значит, это она виновата?.. Выходит, отпустив сына, она посылала его на смерть! Но ведь знала об этом, её предупреждала Вия! Так почему же воспротивилась, почему не послушала?! Кто она после этого?.. И острой иглой больно кольнуло в мозгу: убийца!

Эмма вскричала и, уронив лицо в ладони, снова зарыдала. Но вдруг замерла, мокрые пальцы медленно поползли вниз, остановились на губах и прилипли к ним, сдерживая готовый вырваться вопль отчаяния и стыда. Пресвятая Дева Мария! Как же она обошлась с Вией? Как отблагодарила за её тревогу, которая не ранила ни одно сердце, не всколыхнула ни одно сознание?.. Назвала ведьмой! И это публично, при всех! Матерь Божья! Как же разрывалось тогда сердце этой девочки, кто может сказать! Как больно было ей слышать такое о себе! Ведь она хотела добра, мечтала спасти жизнь королю, её сыну, а вместо этого... Эмма до боли закусила палец. Как не поразил её тогда на месте гром небесный за эти слова: она, его мать, назвала её убийцей! Её! А надо бы себя!!! Мало того, увидев в ней соперницу, она настолько перестала владеть собой, столь обезумела, что, презрев свой высокий пост и опустившись до неё, бедной музыкантши, приказала её убить! А ведь эту девочку любил сын, говорил, что умная, грамотная, добрая — настоящее сокровище... А она к ней — убийцу!..

Эмма вскочила с места, резко повернулась к дверям:

— Ко мне! Скорее! Кто-нибудь!

Вошла перепуганная камеристка, открыла было рот, но Эмма опередила:

— Немедленно приведи сюда Вию! Разыщи, где хочешь! Ступай же, не медли!

Камеристка побежала по коридорам, а Эмма так и осталась стоять возле кресла, глядя воспалёнными, мокрыми глазами на дверь...

Вия вошла, бледная, и, сделав два шага, остановилась в растерянности. Думала увидеть львицу, а встретилась с раненой ланью, у которой от боли слёзы в глазах. Всё же, следуя этикету, подошла ближе, сдержанно поклонилась и застыла с поднятой головой, но глазами, устремлёнными на рыжие квадраты пола под ногами. Между ними шагов пять, меньше нельзя. Обе знают это. Но королева-мать неожиданно пошла навстречу и остановилась совсем рядом, рукой достать.

— Я помешала тебе? — мягко и участливо спросила Эмма, ломая пальцы на руках. — Ты, наверное, была занята?

— Пусть это вас не беспокоит, ваше величество, — сдержанно ответила Вия, не поднимая глаз.

— Я понимаю, ты удивлена... и вправе ненавидеть меня.

— Я не имею такого права, — был холодный ответ.

Эмма взяла руки Вии, подняла их и стиснула в своих горячих ладонях.

— Прости меня, девочка, если сможешь, — тихо проговорила она и добавила, чувствуя, как задрожали губы: — Я несправедливо обидела тебя тогда... Я была не права...

И замолчала. Вия подняла глаза и обомлела: стоя прямо против неё, королева-мать плакала, не стыдясь своих слёз.

— Что вы, ваше величество, — Вия попробовала высвободить руки, — разве могу я сердиться, ведь вы королева.

— Была королевой, — грустно улыбнулась Эмма. — Теперь уже никто. Я потеряла всех, осталась одна на этом свете, и мне больно, что я оскорбила тебя своим недоверием и грубым словом... — Она ещё крепче сжала ладони Вии и неотрывно глядела в её глаза, словно стараясь взглядом проникнуть в самую душу. — Я совершила глупость. Это было низко и подло. Мой сын так любил тебя, души не чаял, а я... предала его, сделала тебе больно, а ведь ты хотела ему добра, спасти от гибели... а я не поверила, да ещё и стала подозревать в измене... Видишь, какая я нехорошая... Этот грех гнетёт меня, точит душу, и я прошу тебя, освободи меня от него! Может быть, мне осталось уже немного, и я скоро предстану пред вратами обители небесной, так не дай же мне нести за собой тяжкий крест греха, сними его с меня! Прощения у тебя прошу как блудница у исповедальни, как женщина у женщины, как мать у дочери своей... Прости же, Вия, меня, свою бывшую королеву, ведь я замышляла убить тебя!..

— Боже мой, государыня, да вы сейчас упадёте, — Вия торопливо поддержала королеву-мать под локти. — К чему так изводить себя, или я вам ровня? Как можете вы просить меня о чём-то или умолять, если вам надлежит лишь приказывать и требовать?..