Нормандский гость

— Но, ваше величество, как истолкуют наше появление вдвоём придворные? — последовало резонное возражение.

— Не называй меня больше «ваше величество», хорошо, моя девочка?

— Тогда — «государыня»?

— И так не зови, не хочу. Ты не служанка мне.

— Но как же тогда? — растерялась Вия.

— Скоро мы перейдём на «ты»... Не возражай! Я знаю, так будет. А пока зови меня... зови меня... ах, я не знаю как.

— Вам надо надеть чёрное, — напомнила Вия. — Мы не можем так выйти.

— Да, девочка, так и сделаем, — вздохнула Эмма и взяла её за руку. — Пойдём, я покажу тебе мою одежду, поможешь мне облачиться в траур.

Придворных в галерее было немного; увидев королеву-мать и Вию вдвоём, они раскрыли рты. Новоиспечённые подруги прошли мимо них, изредка обмениваясь короткими фразами, и, когда скрылись в конце галереи, двор загалдел на все лады, увидев в этом необъяснимом примирении знак непонятных грядущих перемен.

Идя по коридору, Эмма вдруг остановилась, оглянулась по сторонам и, убедившись, что они одни, поцеловала спутницу в губы. Вия улыбнулась.

— Знаешь, чему я безумно рада, хоть и не понимаю, как это произошло? — спросила Эмма.

— У вас осталось так мало радостей, что я горю желанием узнать, в чём заключается одна из них.

— Только не обижайся на меня, хорошо? Так вот, я счастлива, что покушение на твою жизнь не удалось и убийца сам пал вместе с Ортанс.

— Хотите знать причину? Это нормандец. Если бы не он... Эмма вздёрнула бровь, потом грустно улыбнулась. И сказала:

— Я могла бы догадаться. Воистину, этот человек — добрый ангел-хранитель. Он всегда появляется тогда, когда надо появиться. Но теперь я знаю. Однако герцогу ничего не скажу.

— Какому герцогу?

— Нашему Гуго, конечно.

— Разве он спрашивал вас об этом?

— Не только меня. И учинил следствие по этому делу.

Вия приблизилась к королеве-матери и негромко проговорила:

— Это следствие затянется на долгие годы.

— Думаешь? Дай-то бог. Но почему?

Бросив на собеседницу загадочный взгляд, Вия пояснила:

— Вы забыли, королева Эмма, чем обязан герцог Можеру? А то, что они к тому же родственники, ни о чём вам не говорит?

Эмма обрадованно стиснула Вию в объятиях:

— Всеблагий господь! Как ты меня успокоила, моя милая! Ведь чуть сердце не выпрыгнуло из груди, как узнала. Ах, Можер, ах он, проказник!

И они отправились дальше.

Во дворе, едва ступив на площадку перед дверьми, их внимание привлекла группа людей неподалёку, человек десять. Четверо держались особняком.

Эмма приостановилась.

— Смотри, — кивнула она на эту четвёрку, — узнаешь?

— Один из них — Можер, — сразу же угадала Вия, — другой — герцог Гуго, третий — его сын... а вот четвёртого не знаю.

— Герцог Ричард Нормандский.

— Отец Можера?

— Он приехал на выборы короля.

— Я так и знала, что они изберут Капета.

— Интересно, кто его так прозвал.

— Монахи. Но трудно сказать, почему: то ли из-за его капюшона, то ли из-за мантии. Говорят и другое: в его турском аббатстве хранится плащ святого Мартина, отсюда — прозвище[11].

Все четверо тем временем тоже повернули головы в сторону лестницы, по которой неторопливо спускались королева-мать с Вией.

— С удовольствием прошла бы мимо, — обронила вполголоса Эмма с маской скорби на лице. — Терпеть не могу триумфаторов.

Они подошли и остановились. На губах королевы-матери ни тени улыбки. Тусклый взгляд безучастно скользит по лицам. Вия разглядывала герцога Ричарда, которого видела впервые. Бесспорно, они с сыном похожи, только отец пониже ростом. И в кого Можер вымахал такой?

На Ричарде башмаки с подвязками крест-накрест до колен, короткие штаны, лёгкая рубашка, плащ до бёдер, на одном боку меч, на другом кинжал, головного убора нет.

— Приветствую вас, герцог, — чуть заметно растянула губы в подобие улыбки Эмма. — Признаться, я думала, мы встретимся раньше. Вам следовало бы навестить больную несчастную королеву.

— Я прибыл поздно, Эмма, к самой ассамблее. Меня задержали дела. Но, видит бог, я спешил в Лан, чтобы выразить вам соболезнование, — и герцог низко склонил голову. — Мне очень жаль, я любил Людовика как сына.

— Мы давно не виделись с вами, Ричард, — промолвила королева-мать, выдержав паузу. — Вы всё такой же сильный телом и духом, это заметно, только слегка посыпало серебром голову.

— Старость не спрашивает человека, чего ему хочется, чего нет, Эмма, — ответил герцог Нормандский. — Когда вся моя голова будет убелена сединами, а рука не сможет удержать меч, я стану мудрецом.

— Мне бы хотелось, чтобы вы не торопились с этим. Государству нужны не мудрецы, а такие сильные воины, как вы.

Герцог молча склонил голову.

— Вам понравился мой сын? — переглянулся он с Можером. — Я отправил его к франкскому королю, чтобы он при его дворе научился хорошим манерам и помог в чём-либо, коли случится нужда. И что же я услышал, когда приехал? Он не выучился ничему, зато, как порассказал мне герцог франков, за ним уже числится немало подвигов. Говорят, он побывал даже в Бургундии. Я спросил его, что он там делал, но он молчит. Может, вы знаете?