Норвежский детектив

— Черт побери! — воскликнул Педер. — У них нет никаких оснований копаться в моей личной жизни. Ищейки! Закон на нашей стороне. Какое дело этим чертовым сыщикам до того, спим мы с Леонардой или нет. В общем, они нас на беседу вызывают. Грозятся выслать ее из Норвегии, хотя мы и женаты.

Пыл его улегся.

— Да, и еще кое-что, — сказал он. — Я вот о чем подумал.

Он сделался серьезным. Очень серьезным.

— Мы исходим из того, — продолжил он, — что в тот вечер, когда Марио убили, убийца заметил, как кто-то направлялся к дому. И он решил подождать, так как увидел, кто это был, и собирался этого человека убить. Но знаем ли мы наверняка, что убить он хотел именно Марио? Ведь уже темнело, мела густая метель. Может быть, убийца видел просто смуглого человека с комплекцией, показавшейся ему знакомой. Возможно, он подумал, что это был ты.

Да, на улице перед Народным домом и вправду было по-зимнему темно и холодно.

— Побереги себя, — сказал Педер.

Они с Леонардой ушли. Я снова остался один.

Одна мысль засела в голове и никак не отпускала меня: что убийца был в Народном доме сегодня вечером.

Из афиши на стенде Киноцентра я узнал, что на ночном сеансе в «Верденстеатре» идет «Halloween»[24] Джона Карпентера под норвежским названием «Убийца приходит ночью».

Я взял такси и поехал домой.

26

— Это черт знает что, — сказал Педер. — Жаль, ты не видел. Весь репортаж смонтировали так, чтобы показать, будто речь идет о склоке между двумя группами филиппинско-норвежских семей. Дискуссию о методах рекламы «Филконтакта» вырезали почти полностью. Зато включили интервью с одной филиппинкой, которая со слезами на глазах говорила, как это ужасно, когда тебя публично обвиняют, что в прошлом ты якобы была проституткой. Пребен Ског нес всю эту чепуху насчет заговора леворадикалов. А Мюрму со своей гаденькой улыбочкой изобразил себя чистейшим идеалистом, исключительно заботящимся о нуждах общества. Выступление Терезы урезали до минимума. Зато уйму времени уделили перепалке в коридоре. Противно до тошноты. Их обоих кастрировать надо, и Мюрму, и парня из «Дагсревюэн».

— Думаешь, это поможет? — серьезно спросил я.

Он взял себя в руки. И уже более мирно сказал:

— Просто средствам массовой информации легче легкого отвлечь внимание от сути проблемы.

— И в чем же суть?

— В том, что Мюрму пользуется негодными средствами рекламы в своем бизнесе.

— Ты уверен?

— А в чем же еще?

Педер посмотрел на меня с удивлением.

— Ты уверен, что ничего не имеешь против такой формы установления знакомств в общем и целом?

Судя по его лицу, раньше он об этом не задумывался.

— Может быть, и верно, — наконец сказал он. — Пожалуй, я за то, чтобы вообще запретить такой вид бизнеса, каким занимаются Мюрму и иже с ним.

— А ты думаешь, Леонарда согласна с тобой? — спросил я.

Леонарда подняла взгляд от своего браслета, который опять мяла в руках. Мы говорили по-норвежски, но она, видно, поняла большую часть разговора.

Она медленно покачала головой.

— Нет, я не согласна, что такие клубы надо запретить, — возразила она по-английски. — Думаю, что Тереза и Бренда с этим тоже не согласятся. Мы рады, что нам удалось уехать с Филиппин в Норвегию, и не хотим лишать такого шанса других.

— Даже если есть риск, что девушка попадется пожилой скотине, которой нужны только послушная домохозяйка да непривычные сексуальные ощущения? — спросил я.

Она задумалась. Изо всех сил сжала браслет.

— Да, — наконец ответила она. — Эта мысль у меня восторга не вызывает. Но для многих девушек будущее, которое ожидает их на Филиппинах, намного хуже, чем что бы то ни было здесь, в Норвегии.

Она выпустила браслет из рук, и он со звоном упал на стол.

— К тому же, — продолжила Леонарда, — я не думаю, что члены таких клубов хуже большинства других норвежцев. Проблема не в том, что здесь плохо обращаются с филиппинками. Проблема в том, что норвежцы вообще недостойно обращаются с женщинами.

— Но ведь те филиппинки, что попадают сюда через такой клуб, как «Филконтакт», слишком мало знают, какие они приобретают права, выходя замуж за норвежца, — сказал Педер. — И никому и в голову не придет рассказать им, какие отношения между полами в Норвегии считаются нормальными. Они выросли в другой культурной среде, в стране, где к женщине относятся так же, как в Норвегии сто лет назад. Они и не предполагают, что Норвегия в этом смысле совсем непохожа на Филиппины. Вот на чем строится весь бизнес Мюрму. На этой разнице в культуре он зашибает деньгу, сплавляя филиппинских девушек тем, кого величает «закомплексованными норвежскими мужиками». Его бизнес — это своего рода позитивный расизм. Он поставляет филиппинских девушек, которые всего лишь добры, всего лишь красивы и всего лишь высоконравственны. И к тому же представляют собой экзотичный товар. Он пользуется позитивными предрассудками, сложившимися у норвежцев по отношению к женщинам с Востока, для того, чтобы зарабатывать деньги на трагедии других людей.

Леонарда так крутанула свой браслет, что он завертелся на столе, точно золотой волчок.

На губах ее появилась горестная улыбка.