Норвежский детектив

Ронни подавил улыбку. Снова открыл рот:

— Ты не думай, что мне нравится, как Мюрму работает. Я вовсе не считаю, что со всем этим можно шутить, Я сегодня читал в газетах о женщине, которую обратно в Манилу сплавили, в трущобы.

— Нам точно не известно, знал ли Мюрму об этой истории или нет.

— Но нам известно, что сюда, в Норвегию, она через его фирму попала.

Я с удивлением посмотрел на Ронни:

— А тебе-то что до этого. Я и не думал, что ты против филиппинско-норвежских клубов знакомств. Тем более сегодня.

— Тем более сегодня, — сказал Ронни. — Сегодня я счастлив. Сегодня я искренне благодарен клубу, который свел меня с Алис. И все же: тем более сегодня. Нет, я ничего не имею против филиппинско-норвежских клубов знакомств. И в то же время много чего имею. Я от всего сердца желаю норвежским мужикам такого же счастья, что выпало мне. Но не всем норвежским мужикам.

Он переменил тон:

— Ты когда-нибудь бывал в турпоездках на югах?

— Никогда.

— А я был. Один раз. И в Манилу я ездил с этой гопкомпанией. И особой разницы не увидел. Вот если наш мининдел Свенн Страй на самом деле хочет помочь Рейгану вышвырнуть сандинистов из Никарагуа, ему всего и надо, что организовать пару-тройку чартерных рейсов с норвежскими тургруппами.

Ронни улыбнулся, но это была серьезная улыбка.

— Один из тех, что ездил с нами, — продолжал он, — просидел в баре две недели. Другой потом хвастался, что за то же время в двадцати четырех борделях отметился. А третий после шестидневного отсутствия объявился с расквашенным носом и подбитым глазом и так и не смог вспомнить, чем он занимался, после того как в Форнебю сел в самолет.

— Пока у меня Алис не появилась, я ничего о мире не знал, хотя раз пятьдесят вокруг света прошел. А теперь я о Филиппинах знаю больше, чем о Норвегии. Это, правда, ни о чем таком не говорит, просто я о родной стране никакого представления не имею. Я простой норвежец. Совершенно обычный. Всю трудовую жизнь провел на море. В двадцать лет призвался во флот. В тридцать лет женился. По случайности — на женщине с другого конца света. И семейную жизнь начал с такими же взглядами, как и у всех норвежских мужиков до женитьбы. И большинство их у меня до сих пор сохранились. Хотя по одному пункту я точку зрения изменил.

Он умолк, как будто закончил мысль.

Я ждал.

Но он больше ничего не сказал.

— И этот единственный пункт, — начал я, — это…

Ронни улыбнулся.

— Алис? — предположил я.

— Она только малая часть этого, — объяснил Ронни. — Для меня она — самая важная часть. Она и двое наших малышей. Отличные разбойники, вроде тебя. Это, конечно, важно, но не все.

Какое-то время я раздумывал над его словами.

— Знаешь, Тойота, по-моему, ты как раз и объяснил мне, почему этих двоих убили.

29

— Я сегодня получил телефакс из Манилы, — сказал Аксель Брехейм. — Вообще здорово, ведь можно как бы письмо по телефону послать. Если в холодильнике что-нибудь есть, я бы выпил пивка.

С бутылкой в руках я приковылял к дивану. Сел, но полностью не расслабился.

— Речь о том браслете, что я у тебя взял. Я его сфотографировал с разных точек, а фотографии отослал туда. В первую очередь те, на которых было фирменное клеймо. Сегодня получил ответ. Надо же, какая четкая работа. Я-то думал, у них там сплошная неразбериха.

Раздался противный скрип, когда он откинулся на спинку дивана. Впервые в жизни у Акселя Брехейма был такой вид, будто он пребывал в почти хорошем настроении. Но только почти.

— Оказывается, — тихо сказал он, — дело принимает очень интересный оборот.

— Браслет украден в ювелирной лавке в Маниле, — предположил я. — В лавке китайского ювелира. Ограбили ее полтора года назад. Держу пари, что это случилось в середине июля месяца. Скорее всего где-то семнадцатого, восемнадцатого или девятнадцатого, но не раньше.

Брехейм стал похож на журналиста из «Дагбладет», с утра пораньше обнаружившего, что сенсационный материал, который он раскопал, под броским заголовком напечатали на первой странице «ВГ».

— В пятницу, восемнадцатого июля, — подтвердил он.

— А еще что-нибудь в сообщении манильской полиции есть? — спросил я.

Он наклонился вперед. В уголках его глаз вспыхнули огоньки.

— Есть, — сказал Брехейм. — Ювелир умер от побоев, нанесенных грабителями.

— Черт побери! — воскликнул я.

— Я сегодня разговаривал с Тойотой, — сообщил я.

— С Тойотой? — удивился Брехейм.

— С Ронни Хюсбю. У него жена филиппинка. Он сказал, что ты у них был и с ними обоими говорил. Это мой приятель.

— А, этот.

— Ронни все расставил по своим местам, — сказал я. — Он мне показал, каким образом «Филконтакт» становится недостающим связующим звеном в этом деле. По-моему, надо забыть версию, что клуб прикрывает контрабандистов. Решение намного проще. Речь о том, как норвежские туристы ведут себя в южных странах. Или потенциальные женихи во время групповой поездки в Манилу. О забулдыгах норвежцах, что по пути из одного бара в другой заваливаются в ювелирную лавку.

Брехейм сказал:

— Понимаю.

Возможно, он и вправду все понял. Может быть, и я тоже.