Норвежский лес

— Может, что-нибудь поесть? — спросил я. Он опять едва заметно кивнул. Я, как это делала Мидори, покрутил ручку и поднял спинку кровати. Зачерпывая попеременно овощное пюре и вареную рыбу, покормил его с ложки. Потребовалось немало времени, прежде чем он, съев половину, не закачал головой: мол, достаточно. Все движения давались ему с большим трудом, а потому были едва различимы. На вопрос:

— Как насчет фруктов? — ответил:

— Не… хочу…

Я вытер ему полотенцем рот, опустил кровать и выставил посуду в коридор.

— Как, вкусно? — спросил я.

— Нет… — ответил он.

— Да, на деликатес этот суррогат явно не тянет, — засмеялся я. Отец Мидори пристально разглядывал меня такими глазами, будто вообще сомневался, открывать их или закрывать. Интересно, он понял, кто я такой? — пронеслось у меня в голове. Похоже, со мной ему спокойней, чем с Мидори. А может, просто с кем-то меня спутал. Если так, это мне только на руку.

— На улице хорошая погода. Очень хорошая, — заговорил я, закинув ногу на ногу. — Осень. Воскресенье, погода, куда ни пойди — полно народа. В такие дни лучше всего из дому вообще не выходить. По крайней мере, не устанешь. Поедешь туда, где людно, — только вымотаешься, воздух паршивый. Я по воскресеньям обычно стираю. Утром постираю, и вывешиваю белье на крыше общаги. К вечеру снимаю и сразу глажу. Мне нравится гладить. Нравится, когда мятая одежда становится без единой морщинки. Глажу я хорошо. Сначала, правда, не мог — все заглаживал складки, но через месяц привык. Теперь у меня по воскресеньям — постирочно-гладильный день. Сегодня, к сожалению, не получилось… А такая идеальная погода.

Ладно. Сделаю завтра утром. Вот только встану пораньше. Можно не переживать. Все равно по воскресеньям больше делать нечего.

Завтра с утра постираю и пойду к десяти на лекцию. На эту лекцию мы ходим вместе с Мидори. «История театра II». Сейчас проходим Еврипида. Знаете такого? Он вместе с Эсхилом и Софоклом входит в тройку родоначальников театра в Древней Греции. В конце концов, его скормили в Македонии собакам, хотя есть и другие версии. Вот кто такой Еврипид. По правде, мне больше нравится Софокл. Но это дело вкуса. Поэтому ничего сказать не могу.

Особенность его пьес — в нагромождении всевозможных событий. Их столько, что за всеми не уследишь. Понимаете? Появляются разные люди, у каждого свои обстоятельства и причины, каждый по-своему ищет счастья и справедливости. Но при этом каждый тянет воз в свою сторону. Еще бы — ведь не бывает так, чтобы все оказались правы и счастливы. Отсюда сплошной хаос. Как вы думаете, что происходит? Все, на самом деле, очень просто. В конце концов, появляется бог и регулирует движение. Ты иди туда, ты — сюда, ты иди с ним, а ты подожди здесь. Прямо кудесник. И все разрешается. Зовут его «бог из машины». Он часто появляется в пьесах Еврипида, и здесь мнения о Еврипиде расходятся.

Вот бы жил такой «бог из машины» в реальном мире, как было бы удобно. Только подумаешь, что же делать и как быть, — с небес проворно спускается боженька и наводит порядок. И все так просто!.. Вот, это и есть «История театра II». Проходим в институте такие темы.

Пока я говорил, отец Мидори рассеянно смотрел на меня и молчал. По его взгляду невозможно было определить, понимает ли он хоть что-нибудь из моего рассказа.

— «Пи-ис», — сказал я.

Закончив говорить, я понял, что жутко проголодался. Толком не позавтракал, к тому же не доел почти половину комплекса на обед. Оставалось только жалеть, что съел так мало. Но от сожалений сытым не станешь. Я поискал на полках, нет ли чего съестного. Там оказались только банка с «но-ри»[38], леденцы «Викс» и соевый соус. В бумажном пакете лежали огурцы и грейпфруты.

— Я есть хочу. Ничего, если я съем огурцы? — спросил я.

Отец Мидори ничего не ответил. Тогда я помыл их в умывальнике, налил в тарелку немного соевого соуса, обернул огурцы в нори, обмакнул в сою и с хрустом съел один.

— Вкусно, — сказал я. — Просто, свежо и душевный запах. Хорошие огурцы. Куда полезней, чем киви.

Съев первый, я принялся за следующий. По палате разносилось приятное похрумкивание. Доев второй, я перевел дух. Затем вскипятил в коридоре воду, сделал чаю и выпил.

— Будете пить воду или сок? — спросил я.

— Огу… рец… — ответил он.

Я улыбнулся.

— Отлично. Завернуть в нори?

Он едва заметно кивнул. Я опять поднял кровать, порезал ножом для фруктов огурец на мелкие ломтики, обернул в нори, макнул в сою, наколол на зубочистку и поднес ему ко рту. Он несколько раз, не меняя выражения лица, пожевал и затем проглотил.

— Как? Вкусно? — спросил я.

— Вкусно… — ответил он.

— Хорошо, когда пища вкусная. Это как признак жизни.

Так он съел весь огурец. Затем попросил пить, и я опять напоил его из кувшина. Вскоре он захотел помочиться, я достал из-под кровати судно и приблизил отверстие к его пенису. Потом сходил в туалет вылить мочу, промыл судно, вернулся в палату и допил остаток чая.

— Как настроение? — спросил я.

— Немно… го… — сказал он. — Го… лова…

— Немного болит голова?

Он лишь слегка кивнул.