Норвуд

– Чаво молчите? – раздался голос из толпы. – Бежать удумали?

Не дождавшись ответа, староста сказал:

– Девку, которая лёжмя лежала весь день, мужика с дырой в ноге, и мелкую, что моего сына охмурила, сюда давайте…

– Я не буду вам помогать, если сделаете с ними хоть что-нибудь, – из сарая раздался голос господина Глена.

– Как быть-то? – негромко спросил староста, обращаясь к кому-то, стоявшему в темноте.

– Стрельните по ним разок, да сами заберите кого нужно, – раздался скрипучий старческий голос.

А следом воздух наполнился свистом, и я почти одновременно получил три удара – в живот, плечо и лоб. Спустя мгновение, оказавшись на земле, мне удалось сообразить, что стрелы, которыми нас осыпали, были без наконечников, поэтому серьёзных травм опасаться не стоило. Однако было очень больно.

«Откуда у деревенских столько луков, если охотиться с ними в окрестностях города запрещено?» – я несвоевременно расстроился из-за ненадлежащего соблюдения местными жителями распоряжений бургомистра.

– Хватайте девок, – снова проскрипел неизвестный голос. – А ранетый так из сарая и не выбрался…

Сбоку раздавались выкрики мастера Фонтена, который старался защитить Френсис, а надо мной нависли едва различимые во мраке фигуры. Попытка броситься на помощь товарищу закончилась тем, что меня без затей огрели палкой по спине, а потом, когда я на мгновение замер, добавили ещё и по затылку.

Вспышка и красноватые, похожие на искры, точки в глазах. Они кружились, увлекая меня в пучину беспамятства, но я смог справиться с ними, уцепившись пальцами за траву. Однако ни о каком сопротивлении речи уже не шло, и крестьяне спокойно забрали тех, кто был им нужен.

– А остальных вяжите и тоже тащите в круг, – сказал староста, посовещавшись со скрюченной старухой, которая оказалась обладательницей скрипучего голоса. – Пущай поглядят!

Чьи-то сильные лапищи ухватили меня за волосы и заставили подняться на ноги. Вопреки распоряжению, руки никто связывать не стал – видимо, я не внушал особенных опасений.

Подгоняемые тычками, мы плелись куда-то, петляя между домов и яблонь, пока не вышли на небольшую полянку, посреди которой темнели три столба и огромная куча дров.

– Сухие? – деловито поинтересовалась старуха.

– Обижаешь, матушка! – протянул староста.

– Это хорошо. Иначе они задохнуться, а не сжарятся… А ведь наш господарь повелевает огнём, а не дымом.

Я не знал, что делать. Пусть руки не были связаны, но рядом стоял один из крестьян, судя по усам, тот самый, что днём отвесил мне оплеуху. В руках он сжимал дубину, а за поясом виднелся нож. Чуть подальше находилось ещё несколько вооружённых мужиков, но большая часть была занята тем, что привязывала пленников к столбам.

– Отпустите её, твари! – вместо крика из горла мастера Фонтена вырывался сиплый свист – кто-то сдавливал его шею локтем.

– Ай, люди, – голосила Золька, которую держали сразу несколько человек, – Что же вы хуже упырыщ-то?

Жатэнэ с молчаливой яростью бросалась на всех окружающих, пытаясь помочь девчушке, но вскоре одному из мужиков это надоело, и он мимоходом ткнул её рукоятью топора в висок.

Вскоре все столбы оказались заняты. И если Френсис, вновь лишившаяся чувств, буквально висела на верёвках, а господин Варден тратил последние силы, пытаясь справиться с болью в раненой ноге, то Золька не прекращала бороться и билась, словно рыба, угодившая в сеть.

– Сегодня наш господарь Инис получит новых слуг! – заверещала вдруг старуха.

И её слова сопровождались стуком кремня о кресало…

Глава 20

Россыпь искр в темноте выглядела красиво, и я на несколько мгновений засмотрелся на пляску вспыхивающих и гаснущих огоньков, падавших на невидимый трут. Наконец, он задымил, затлел и родил небольшое, но уже настоящее пламя, от которого сразу же подожгли пару факелов.

Простые палки, обмотанные промасленными тряпицами, горели недолго, копоти давали много, но в кромешной мгле и этого красноватого света было вполне достаточно.

Пляшущие отблески озарили, наконец, лицо старухи, которую до того можно было опознать только по одежде – бесформенному серому балахону – и длинным седым волосам, спрятанным под платком.

Воображение рисовало обладательницу скрипучего голоса, как угрюмую каргу с кривым носом и огромными волосатыми бородавками, но действительность оказалась совсем другой – добродушная пожилая женщина с усталыми глазами и глубокими морщинами.

Однако её истеричные крики никак не вязались с внешностью.

– Мы почти забыли! – вопила она, срываясь иногда на визг. – Мы почти потеряли память об истинных наших покровителях!

Крестьяне заворожено слушали старушку, изредка кивая в такт словам, и только усатый, которого, похоже, подрядили присматривать за мной, нет-нет да бросал короткие взгляды в мою сторону.

– Сначала, когда в мир явилась тьма, мы в гордыне своей требовали защиты, а не получив её – отвернулись от них! И они, оскорблённые нашей глупостью, ушли!

Люди, казалось, даже не дышали, увлечённо ожидая продолжения.

– Но надо было просить, а не требовать! А прежде того – отдать самое дорогое! Самое дорогое, что только есть!