Линда хитро и лениво улыбнулась, намекая на известное им обеим обстоятельство: до июня она не протянет и будет отдыхать этим летом в трех кварталах отсюда – на кладбище, где были похоронены ее старшие сестры и родители. Вслух она сказала:
– Конечно. Забери у Луи своего мальчика и привези его сюда. Мне хотелось бы провести время с этим парнем… Конечно, если ты не думаешь, что это навредит ему.
Вик не стала возражать. Выполняя восьмишаговую программу, она приехала в Хаверхилл, чтобы загладить вину. Годами ей не хотелось, чтобы Линда познакомилась с Вейном и стала частью его жизни. Она получала удовольствие, запрещая контакты матери с ее ребенком. Ей казалось правильным защищать Вейна от Линды. Теперь она хотела защищать Вейна от самой себя. Она должна была загладить вину и перед ним.
– Пока ты здесь, можешь познакомить отца с его внуком, – продолжила Линда. – Ты знаешь, он недалеко. В Довере. Недалеко от Озера. Все же налаживается, правда? Я знаю, он хочет встретиться с мальчиком.
Вик не стала возражать. Нужно ли ей бы заглаживать вину и перед Кристофером Макквином? Иногда она думала, что да… А затем она вспоминала, как отец остужал свои разбитые костяшки под холодной водой, и отбрасывала эту мысль.
Всю весну шли дожди, заставляя Вик сидеть в хаверхиллском доме с умиравшей женщиной. Иногда ливни были такими сильными, что ей казалось, будто она попадала внутрь барабана. Линда кашляла в резиновый тазик жирными сгустками пятнисто-красной флегмы и смотрела «Пищевую сеть» с громкостью, доведенной до максимума. «Уйти – уехать» стало казаться отчаянно необходимым – вопросом выживания. Когда Вик закрывала глаза, она видела предзакатное озеро и стрекоз размером с ласточек, скользивших над поверхностью воды.
Но она не решилась ничего арендовать, пока однажды вечером из Колорадо не позвонил Луи. Он предложил, чтобы Вейн и Вик провели это лето вместе.
– Парню необходима мама, – сказал Луи. – Может, испытаешь себя?
– Мне нравится твоя идея, – ответила она, стараясь держать голос спокойным.
Трудно было дышать. Прошло добрых четыре года с тех пор, как они с Луи перестали жить вместе. Вик не могла вынести, что он так беззаветно ее любил, а она так мало делала для него в ответ. Как и для самой себя.
Но одно дело было оставить Луи, и другое – отказаться от мальчика. Луи сказал, что Вейн нуждался в матери, однако Вик думала иначе. Это она нуждалась в сыне. Мысль о том, чтобы провести с ним лето – начать все заново, получить еще одну возможность проявить себя матерью, – вызвала в ней волну паники. И волну сияющей надежды. Ей не нравилось испытывать эмоции такой силы. Они напоминали ей о сумасшествии.
– А как ты сам к этому относишься? Доверить его мне? После всего того дерьма, что я натворила?
– Ах, детка, – сказал он. – Если ты готова вернуться на ринг, я полезу туда за тобой.
Вик не стала напоминать Луи, что, когда люди поднимались вместе на ринг, они выбивали друг из друга дерьмо. Не очень хорошая метафора. Видит бог, у Вейна имелось множество достойных причин предложить ей несколько раундов. И если ему требовалась боксерская груша, Вик была готова принимать его удары. Так она заглаживала свою вину.
Как она любила эти слова! Они нравились ей, потому что звучали как-то по-церковному.
Вик начала лихорадочно подыскивать место для летнего отдыха – в таком месте, которое немного соответствовало бы картинке в ее голове. Если бы у нее был «Рэйли», то она нашла бы идеальный дом за несколько минут, быстро проехав по Самому Короткому Пути – туда и обратно. Конечно, теперь она знала, что никаких поездок через мост не было. Ей открыли истину о поисковых экспедициях в колорадском психиатрическом госпитале. Ее рассудок являлся хрупкой вещью; мотыльком, стиснутым в руках, которого она носила с собой везде, боясь того, что может случиться, если позволит ему улететь – или быть беззаботно раздавленным.
Лишившись Самого Короткого Пути, Вик полагалась на Гугл – как и все другие люди. Она искала дом до позднего апреля, прежде чем нашла тот вариант, который хотела, – уединенный коттедж, с фасадом в сто футов длиной, с собственной пристанью и каретным сараем. Одноэтажное здание предполагало, что Линде не придется карабкаться по лестницам. К тому времени Вик верила, что мать поедет с ними – что вся вина будет заглажена. Вокруг дома имелась рампа для коляски Линды.
Риелтор прислал ей полдюжины полноформатных картинок, и Вик забралась на постель матери, чтобы посмотреть их вместе с ней.
– Видишь каретный сарай? – спросила она. – Я приберусь в нем и сделаю художественную студию. Готова поспорить, что там замечательно пахнет. Сеном и лошадьми. Интересно, почему я никогда не ухаживала за конями? Мне кажется, что это необходимо для маленьких избалованных девочек.