Носитель Z-32

Вахитов прислушался, ловя каждый шорох. Сначала ничего не было слышно, а потом пришли первые звуки. Тикали часы на стене. Сквозь решетку вентиляции их было отлично видно. Круглые, с ажурными стрелками и крупными черными цифрами на белом циферблате, они были единственным источником звука. Подождав для порядка еще некоторое время, Вахитов выбил решетку и буквально вывалился наружу. Это был кабинет, дорогой, обставленный со вкусом. Кожаное кресло, тяжеловесный письменный стол, ноутбук с яблоком, логотипом, давно уже не несущим никакого смысла, и крохотный холодильник. Метнувшись к нему, Ваха распахнул дверцу и вытащил дрожащими руками бутылку питьевой воды. Сорвав пробку, он в три глотка осушил ее и, облокотившись о стену, решил оглядеться. Хозяин кабинета любил комфорт. Помимо вытяжки, имелся так же кондиционер, на стене висела огромная картина с пейзажем средней полосы России, выполненная настолько реалистично, что это походило скорее на вид из окна. Свет в помещении тоже отличался, и был мягче и комфортнее чем в коридоре или тех же жилых блоках. Вдоль одной из стен расположилась мягкая и даже на вид удобная, кушетка, на ней плед, и мать его, электрический камин, напротив. Это был оазис, отдельно взятая единица, в окружении ада современного мира. Чья-то крепость, уютная нора. Не хватало только покерного набора и парочки кассет с порнухой, но Вахе подумалось, что если поискать, то и они найдутся.

Вторую стена почти целиком закрывал стеллаж с книгами, редкость в эти смутные времена. Подойдя к стеклянному шкафу, Вахитов вытянул один из фолиантов, открыл наугад, прочел едва слышно, шепотом:

Мне сладких обманов романа не надо,
Прочь вымысел! Тщетно души не волнуй!
О, дайте мне луч упоенного взгляда
И первый стыдливый любви поцелуй!

Поэт, воспевающий рощу и поле!
Спеши, — вдохновенье свое уврачуй!
Стихи твои хлынут потоком на воле,
Лишь вкусишь ты первый любви поцелуй!

Вахитов убрал Байрона на место, прошелся пальцами по твердым кожаным переплетам с тиснением. Взгляд его скользил дальше по кабинету. На стене с часами, он обнаружил три африканские маски, вырезанные настолько искусно, что отражали эмоции, печали, сожаления. Когда-то они, наверное, были предметами культа в неизвестных племенах, а теперь, по чьей-то прихоти перекочевали на стену личного кабинета, в пошлом качестве обычных украшений. Был тут еще один момент. Просто так племена со своими масками не расставались, так что был это либо военный трофей, либо купленная диковинка. Хитрые туземцы зачастую делали следующее. «Заключали» как им казалось, вот в такую страшную морду, какую-нибудь болезнь, проклятье или еще что похуже, и чтобы оно не принесло бед соседям, продавали ее на рынке белым чужакам.

Под масками располагалась пара копий организовывая что-то вроде африканского «Веселого Роджера», а чуть ниже, на отдельной полочке стояли вряд три крохотных головы, с зашитыми глазами и ртами. Ваха слышал о таком обычае, видел когда-то что-то по телеку. Вроде как в некоторых племенах отделяли головы поверженных врагов, вываривали их в специальном растворе, пока кости черепа не размякали, потом то ли сушили специальным способом, то ли еще что-то делали. Сувенирам было выделено отдельное место, и выглядели они более чем натурально. Ваха сопоставил все факты и улыбнулся. Ирония привела его в гости к человеку, которого он в этом мире хотел бы увидеть в последнюю очередь, к его злейшему врагу, Зулусу.

Проверив оружие, с которым он не расстался даже в черном аду, Вахитов поднялся и, проковыляв до двери, потянул за ручку. Та прошла половину хода и застопорившись, отказалась вращается. Дверь была закрыта на ключ. Можно было ее вынести, выбраться наружу, только вот зачем? В какой-то момент Зулус сам пожалует в гости, и уж тут-то ему обеспечено свинцовое отравление.

Пока хозяина не было «дома», Вахитов решил действовать на правах оккупанта и принялся методично обследовать весь кабинет. Каждый ящик, каждая скрипящая половица в полу были подвержены тщательному досмотру, и эта скрупулёзность вскоре принесла определенные плоды. Нашлась еда, и это было великолепно. В ящике под столом отыскались галеты, три упаковки быстрорастворимого супа, восемь банок тушенки с ключом, и еще несколько других, не так часто теперь попадающихся деликатесов, типа консервированных оливок или селедки в винном маринаде. В дальнем углу около двери стоял кулер с питьевой водой. Видимо Зулус брезговал местной, или держал запас, на всякий случай, и этот случай как раз настал.