Носки

— Слушай, как тебя? — спросил я его, уже стучащего зубами.

— Илья — ответил он.

— Давай-ка выбираться отсюда, — проговорил я, пытаясь пошевелитьсловно заржавевшим телом.

При попытке выползти я почувствовал резкую боль в ноге. Взглянув на неё, я увидел, что вся штанина моя оказалась в крови.

— Это ещё, что ещё такое? — удивился я вслух.

— Мать моя моржиха! Да тебя зацепило! Что ж ты лежишь-мечтаешь? — возмутился и скрючился Илья.

— Да уж как-то это неожиданно всё. Я даже не почувствовал, — проговорил я и потянулся задрать штанину.

Оголив голень, я ничего не обнаружил.

— Снимай ботинок, — сказал Илья.

Расстегнув застёжку ботинка, я понял, что он полный. Полный уже холодной крови, которая тихонько стекала всё это время через отверстие в подошве.

Рана оказалось небольшой, но прям на самой подошве.

— Возьми вот мой платок сопливый, — улыбнувшись, протянул его мне Илья.

— Давай. Надеюсь, сопли твои лечебные, — улыбнулся я ему в ответ.

Слив из ботинка оставшуюся кровь, я подложил его платок под ранку и обулся.

— Давай-ка всё-таки выбираться отсюда, — закончив с ботинком, я пополз потихоньку из кустов.

Взобравшись снова на дорогу, я с трудом оперся на ногу и старался помнить для себя лишь одно: ни за что не смотреть на убитых.

И мы потопали потихоньку в обратный путь, оставляя красный след подошвы ботинка на грязном снегу дороги.

— Слушай-ка, ты на кой пёс тащишь с собой эту коробку? — психанул опять Илья. — Ты сам говорил, что там носки. Чего ж ты их не наденешь? — добавил он тут же.

— Ну, это ж не нам всё-таки. Это для бойцов вязали. А мы с тобой чего?.. Обычные городские жители. Нам надо домой, короче. Толку с нас здесь никакого, — ответил я, обхватив коробку крепче.

— Да уж, странный логотип какой-то, не находишь? Такие большие красные женские губы и на фронте… — удивлялся и будто облизывался, как кот, Илья.

— Странный ты всё-таки тип. Всё чего-то думаешь там про себя, ни с кем в машинене разговаривал. И сейчас тащишь эту коробку с пробитой ногой. Ты вообще в жизни кем работал? — разговорился мой попутчик.

— Я писатель, — ответил ему я.

— Писатель? Я что-то не слышал про тебя. И чего ты написал? — немного ехидно спросил он.

— Я неизвестный писатель. Книгу ещё не закончил, потому и не издана ещё, — ответил я, продолжая кондыбать дальше.

— А сюда чего? За острыми ощущениями потянуло? Сюжет какой-нибудь найти? — немного усмехнувшись, спросил он снова.

— А сам-то ты чего здесь? Помнится, недавно приехал и уже домой засобирался… Не так ли? — парировал я.

— Ох, и хитрый ты, писатель. Вопросом на вопрос отвечаешь. Ты случаем не из народа Израилева? — улыбаясь и оглядываясь, он шагал впереди меняс заметной одышкой.

— Ой, а сам-то, — стараясь наступать только на пятку, улыбнулся я ему в ответ сквозь боль.

— Ты давай кандыляй, кандыляй, тащить мне тебя ой, как не хочется, — продолжал юморить Илья. — Да ладно, ты не подумай. Это я от шокового состояния так отхожу. Как бы смеяться не начать до истерики, — попытался оправдать он свою улыбку.

— Да я ничего. Всё нормально. Чтобы я один делал? Так хоть куда ни шло.

Дорога вдоль лесополосы закончилась, точнее, лесополоса закончилась, и начиналось поле широкое и открытое, на которое мы выходили как мишени.

— Ты думаешь, мы правильно идём? — спросил я его.

— Да откуда я знаю? — снова вопросительно ответил мне он. — Давай свою коробку. Понесу. Вижу, ты всё медленнее и медленнее, — вырвав коробку из моих рук, он снова пошёл вперёд.

Где-то вдалеке слышались раскаты грома. Только зимой гроза бывает крайне редко. Вроде бы в прошлом году такое было в Назарово. Но сейчас это были всё-таки снова взрывы. Мутное солнце было ещё высоко, хотя уже дымилось и падало вниз, как подбитое чьей-то ракетой. И было понятно, что мы идём не туда, и похоже, сегодня уже не придём даже «не туда». Просто не успеем.

Так и случилось. Оставив лесополосу довольно далеко позади, солнце рухнуло с грохотом прямо за ней. И повис кругом колючий дым.

— Слушай-ка… Давай-ка немного перекурим? — окликнул я уже совсем отдалившегося от меня Илью.

— А у тебя что, курить есть? И ты молчал всё это время?! — возмущённо зашагал он обратно ко мне.

— Да не. Это я так, к слову. Я вообще не курю. Я про отдохнуть. Нога у меня распухать начала сильно, — пояснил я.

— Вот что вы за народ, писатели? Всё-то вам брякнуть к слову. А я, между прочим, закурил бы сейчас, да что-нибудь этакое. Не… не эти электрические, городские побрякушки. А знаешь, какой-нибудь «Беломорканал» или «Приму», как раньше дед смолил, и я с ним на пару в свои неполные семь, или вообще самосад. Покурил бы, как в детстве, до слёз. Чтоб втянуть, так втянуть, по-старому. Мне может, и есть перехотелось бы. А ты, к слову, понимаешь, ляпнул, — снова начал бурчать Илья.

— А я, знаешь, некурящий. По просьбе пошёл как-то в табачный и забыл, зачем пришёл. Ну, вот вылетело из головы, как эта побрякушка электрическая называется, как ты говоришь. Продавщица спрашивает, дескать, ну, чего вам. А я вообще ни в зуб ногой. Потом кое-как выдавливаю из себя, дескать, мне эти, как их, бычки для электромундштука.