От жуткой боли, от голода и холода последние силы из меня будто вышли и синими призраками ночи стали ходить по маленькой комнате. Выходили из домика, смотрели сквозь стёклышки сеней, бродили по саду и что-то искали в этой темноте. Я будто размножился и видел всё сразу с нескольких ракурсов. Потом все картинки пропали, и я смотрел на лес, стоящий напротив. Долго смотрел в неподвижностьего лап и ветвей и словно чего-то ждал.
Потом прозвучал голос из неоткуда. Я посмотрел в небо, обернулся, снова оглянулся на лес, но никого вокруг не было. Повисла какая-то невозможная тишина. Никаких вспышек, взрывов и стрельбы. Однако голос всё равно звучал. Но невозможно было разобрать, что именно этот голос хотел сказать.
Вдруг я ощутил, как меня кто-то дёргает и треплет.
— Ну, что очнулся? — спросил появившийся в кадре Илья.
— Что случилось? — спросил я, приходя в себя.
— Это ты у меня спрашиваешь? Это я у тебя должен спросить. Закатил глаза, понимаешь, и лежит беззвучно, ни на что не реагирует, — забормотал Илья.
— Да, представляешь, как будто разделился на много «Я» и территорию просматривал, — поделился я.
— Ну, одним словом, писатель. Кто про что, а вшивый — про баню. А у писателя воображение прёт даже здесь, — заключил он. — Пока ты там прогуливался, я тут под столом галеты нашёл, но ты никак не очухивался, поэтому я их съел. Будешь крошки? — разулыбавшись, произнёс он, протягивая мне упаковку из-под галет, где осталась только мелкая осыпь. — Да ладно, вот ещё целая осталась. Видел бы ты свою рожу, — протягивая мне пачку галет и расплывшись ещё большей нахальной улыбкой, сказал Илья.
— А носки-то помогают, слушай. Какая у тебя сейчас самодовольная мина. Видно, оберегают они тебя и врачуют незримо, — произнес я.
— Опять ты за своё. Всё мечтаешь о той женщине. Представляешь, фантазируешь. Может, ты и ложе с ней уже представил? — снова хитро и нахально улыбнувшись, поддел он.
— У кого что на уме. Да, иногда что-то промелькивает. Какие-то картинки. Может, это я и вправду только представляю, — ответил я.
— Ты ещё скажи, что она сидит в кресле-качалке напротив камина, играет музыка, она с тоской поглядывает то на огонь, то в вечернее окно, а рядом полосатый кот, — засмеявшись, сказал Илья.
— Откуда ты знаешь? Всё именно так и было, — ответил я, улыбнувшись.
— Знаешь, у меня от нервов как истерика начинается. Вроде, страшно, а потом смеюсь, как сумасшедший и остановиться не могу. Правда, ты ужасно скучный. С тобой невозможно умереть от смеха, задохнувшись в хохоте, — проговорил он, усевшись рядом.
— Ну да, что есть, то есть, — ответил я.
— Или от галет от этих мне легче стало? Чуть перекусил, и уже хорошо, — проговорил он уже более устало и отвернулся.
Я жадно грыз галеты. Они не просто крошились, они раскалывались острыми осколками. И от того, что я торопился хоть как-то задобрить своё живое существо, исцарапал всё нёбо этими осколками.
В домике всё равно было теплее, чем на снегу, и после галет меня так быстро разморило, что я упал, как в глубокий колодец, в какое-то внеземное забытье, и, в общем-то, будто не знал и не помнил ничего.
Немногим позднее я видел, как тонкие пальчики живёхонько орудовали спицами, и нити пряжи волшебным образом сплетались. Это была она. Та самая женщина. На мгновенье мне даже показалось, что я разглядел её лицо. Но то мгновенье было прервано извне.
Кто-то ударил меня по лицу, и я снова оказался в маленьком садовом домике.
Надо мной торчал дульный тормоз-компенсатор автомата АК-74.
— А что это у нас здесь за голубки? — имитируя нежный голосок, язвительно и со смехом сказал коренастый бородач, весь обвешанный гранатами и оружием.
Трое других засмеялись.
— Да какие голубки? Мы вообще-то из Сибири, — возмутился Илья.
— Кто такие? Звание, должность? — приставив ствол к лицу, спросил снова бородач, но уже своим грубым голосом.
— Волонтёры мы, везли гуманитарную помощь для бойцов, — нервно вскрикнул Илья.
— А ты чего молчишь? Что-то ты на иностранца похож, — ткнув в плечо стволом, спросил меня бородач.
— Да он писатель. Всё про носки чудеса сочиняет, — сказал, улыбнувшись, Илья.
— Тебя не спрашивают, — отодвинул Илью один из четверых.
— Да носки вот волшебные. Правда. Раны зарастают чуть ли ни за день, — ответил я, указывая на коробку с носками.
— Ох каких только идиотов не встретишь на войне. Вы что думаете, я поверю в эту чушь? — психанул бородач. — Диверсанты? Какая была задача? — заорал он снова.
— Командир, они не похожи на диверсантов. Посмотри, волосы какие длинные. Одеты по гражданке, — обратился один из бойцов.
— Да они действительно больше похожи на идиотов, — подтвердил бородач. — Документы есть? Обыскать их, — приказал тут же он.
— Вот, паспорта российские. Наши. Свои собственные идиоты, — найдя документы, один из бойцов, усмехнувшись, передал их бородачу.
— Смотри-ка, и в правду сибирские. Один с Оби, другой с Енисея. А выглядите, как портянки нестиранные.
— Так что там за носки такие, писатель? — присев на корточки и сняв шлем, спросил, вкрадчиво вглядываясь в нас, лысый бородач.