Носорог для Папы Римского

Ничего не понимающие люди оборачиваются к лесу, а потом рядом с ним появляется Боккамацца, заверяя его, что перерыв в продвижении загонщиков только к лучшему, что это позволит лесным обитателям оторваться от топающих ногами и кричащих людей, обеспечивая постепенное прибытие пушных и шерстистых жертв, ведь постоянный приток куда лучше внезапного и избыточного наплыва. Кроме того, загонщики сейчас завтракают. Не желает ли и он позавтракать?

Позавтракать? Да.

Шагая обратно к своему холму, он переговаривается с Боккамаццей и Вичем, спрашивая у первого, не переменится ли ветер, а у второго — доставляет ли ему удовольствие этот выезд в Кампо ди Мерло и охота с Папой.

— Нет, — говорит Боккамацца.

— Я лишь смею надеяться, что наше куда более скромное развлечение доставит вам такое же удовольствие завтра в Остии, — говорит Вич.

Умно, думает Лев. Но достаточно ли умно? Вич с вежливым погоном удаляется.

— Вы подготовили зверя, как я приказывал? — шепотом спрашивает Лев у Боккамаццы.

Его главный охотник кивает:

— Вам остается только подать знак, ваше святейшество.

Секундой позже, как только загонщики, отряхивая с колен муравьев и ослабляя пояса, начинают свое наступление, возобновляется и болезненное для ушей клацанье, на сей раз более отчетливое, и первые крики достигают пределов слышимости. Обитатели леса, спасаясь, бегут — в общем и целом по направлению ко Льву.

Вскоре из-за деревьев нерешительно появляется молодой козлик и обводит глазами парусину, маленькие шатры, Папу, восседающего на своем холмике, бездельничающих придворных и домочадцев, соколятников и их ловчих птиц, слуг, разносящих бидоны с водой и оружие, кардиналов, послов… Козлик отступает.

Затем появляется снова, на этот раз задерживаясь немного дольше. И опять отступает. Это происходит несколько раз, пока природная взбалмошность и дурной нрав не берут верх над осторожностью, и тогда он резвыми скачками бросается вперед и встает в стойку посреди поля: задние ноги твердо упираются в землю, передние — разрывают дерн, а завитые рога готовы к встрече с любым из тщедушных противников, мельтешащих в пятидесяти ярдах от него. Кто-то подстреливает его из арбалета.

Пример подан.

Особенно забавны кролики, безумными кругами удирающие от охотников, которые норовят вышибить им мозги дубинками. Хорьки демонстрируют низкопробную хитрость, затаившись в траве там, где она повыше, пока их не расплющивают чьи-нибудь ноги, а еще трое козлов разыгрывают кульминационную сцену, так сильно боднув Д'Арагону, что того приходится уносить с поля на носилках. Кто-то надвое разрубает барсука. Все это очень занимательно.

Естественно, случаются перерывы и длинноты, в течение которых ни единый кролик не соизволяет высунуть из подлеска свой подергивающийся носик, а борзые и легавые катаются по траве, домогаясь, чтобы им почесали брюхо, или бегают кругами, обнюхивая друг другу зады. Хищные птицы занимаются истреблением мелких грызунов, но самих охотников эти перерывы приводят в замешательство, потому что их не хватает ни на партию в шашки, ни даже на бокал вина. Охотники обнаруживают, что ведут неловкие разговоры, пряча за спину свои окровавленные сабли и арбалеты, словно убийцы, застигнутые на месте преступления болтливым соседом, от которого частенько норовили улизнуть. «Хороший сегодня денек». — «Просто чудный!» Примерно в этом духе. Земля местами стала довольно-таки заболоченной, и слуги, собирающие тушки, поскальзываются в кровавой слякоти. Биббьена и Довицио засунули себе за пазуху подушки, привязали к головам подзорные трубы и расхаживают вокруг, величая себя Антипапами Кампаньи. Все находят это очень забавным.

Включая Льва, который хлопает в ладоши и смеется вместе с лучшими из них, меж тем как его мысли блуждают между Римом и Прато, туда и обратно…

Амалию съел волк, в этом он более или менее убежден, если учесть, как редко встречаются медведи в окрестностях Флоренции. Точно, волк… А может, лиса! Крупная лиса быстро разделается с беззащитной маленькой девочкой. Он неловко ерзает в своем кресле. Старая болезнь вспыхнула снова во время поездки из Рима — две ночи ужасного внутреннего зуда и несколько мучительных заседаний на горшке. С истошным воем. Очень плохо. Но нет, он же думал о лисах. Он обводит трубой замызганный кровью луг. Лис нигде не видно.

Из леса неожиданно вырывается олень-самец с массивными рогами и на мгновение замирает, глядя налево и направо. Никто, кажется, его еще не заметил, но как такое может быть? Лев поднимается на ноги и кричит. Несколько человек поворачивают головы. Поднимают морды собаки. Олень топает копытом, раз, другой. Кто-то поднимает арбалет, но нерешительно, потому что остальные ничего не делают, лишь тупо смотрят, как олень снова топает копытом, затем кидается вправо, аккуратно перемахивает через парусину и исчезает. Охотники глядят себе под ноги. На площадку для убийств опускается смущенное молчание. Ну и как могло такое случиться?