Носорог для Папы Римского

Затем мастер вошел в свое сооружение с задней стороны, где ярусы выглядели множеством навесов, в резонансную камеру; буханье киянки теперь отдавалось эхом. Тогда она пошевельнулась. Ночью Диего к ней потянулся, но она отказала. Капитан не удивился, хотя не было ни предостережения, ни какого-то особого охлаждения между ними. Это выглядело как перевод их отношений, или их контракта, на новые условия. Спала она, точно шлюха, голышом. При желании он мог бы взять ее силой.

На набережной начали собираться люди, местные. Он узнал бакалейщика и женщину из парусной мастерской. За последнюю неделю распространился слух, что прибудет Папа, дабы благословить корабль — «Санта-Лючию», — и что корабль этот поплывет на край света. На самую нижнюю скамью трибуны присел какой-то рыбак с перекинутыми через плечо плетенками для рыбы, и на него тут же накричал мастер. Тот устало поднялся и побрел дальше вдоль набережной, справа от себя оставляя пирс, а слева — парусную мастерскую, шел и шел, пока не затерялся среди сарайчиков и раскиданных вокруг города надворных построек — не будь моря, они тянулись бы до бесконечности. Море было спокойным. Позже легкий северо-восточный ветерок окрепнет, как вчера и позавчера, и унесет судно за волнолом, в открытое море.

Народу прибывало все больше, образовывались небольшие группки, в которых обменивались домыслами и пересудами. Один только взгляд на Папу охраняет от проклятия лучше, чем целый день покаяния. Прикосновение к его перстню защищает от малярии. Папское благословение излечивает от некоторых видов слепоты, а также — ходили слухи — от генитальных бородавок и, возможно, от сифилиса. Во всяком случае, хозяину трактира он предложил именно такое объяснение. Эусебия, укрытая своей кружевной вуалью, насмешливо фыркнула.

— Это ее беда, — тихонько пояснил Диего.

Скептичный трактирщик кивнул, ничего не ответив.

Солдат и жена его командира — к такому общему решению пришли завсегдатаи «Последнего вдоха» после их ухода. На следующее утро «солдат» тратился, не мелочась, но практично, обходя мастерские и лавки окрестных торговцев и направляя свои покупки на борт «Санта-Лючии». Итак, это был испанец, подобно другому испанцу, который тратился не так щедро и далеко не так практично и к которому здесь испытывали смутную, но основательную неприязнь. В любое другое время его появление обсуждалось бы куда живее, но сейчас ожидали приезда Папы, его святейшества, чье дыхание пахнет фиалками, чья моча густа, словно мед, чей пронзительный взгляд может излечивать от зобной болезни, успокаивать бури, убивать кошек на расстоянии пятнадцати шагов, а иногда и больше… Он назывался капитаном Диего и носил при себе короткую шпагу без каких-либо вычурностей и излишеств. В дальнейшие расспросы никто не вдавался.

Накануне вечером какой-то лодочник дважды цеплялся за дно, приближаясь к пристани, каждый раз отталкиваясь веслом обратно. Его лодка была римским гуари, с килем и изрядной осадкой, что позволяло справляться с течениями и водоворотами в водах более быстрых и глубоких, нежели эти. Местные лодки были ближе к плоскодонным шаландам, чтобы скользить поверх песчаных отмелей устья. Ночью на причале стояли три такие лодки. Нынче утром их было по-прежнему три. Между перил уже натянули флагдук. Когда Диего смотрел на реку, утреннее солнце светило ему прямо в лицо, так что он щурился и прикрывал глаза ладонью. Еще рано, говорил он себе. Где-то в недрах трактира заскрипели половицы под нетвердыми шагами, хриплые спросонья голоса громко переругивались, затем с грохотом распахнулись двери и ставни, и обитатели «Последнего вдоха» глотнули наконец утреннего воздуха. Речные излучины щетинились светом — с небес беззаботно сбросили шелковые канаты. Диего моргал и тер глаза, потом смотрел снова. Несколько минут назад это было черной точкой, плывущей среди блеска и сияния воды. Но вот эта точка сделалась лодкой, вот уже — лодкой с высокими бортами, с задранным форштевнем, и стал виден человек, стоявший и орудовавший рулевым веслом. В это время она тоже подошла к окну и вместе с ним смотрела на лодку, которая, легко рассекая воду, приближалась к пристани, и на троих ее неподвижных пассажиров, не смотревших друг на друга и не разговаривавших.

— Которого из них ты боишься?

Ее голос вывел его из задумчивости.

— Не боюсь, — поправил он ее. — Я его остерегаюсь. И его среди них нет.

Пристань была слишком открытой, слишком выставленной напоказ, инстинкт должен был предостеречь его от появления там. Улыбчивый подручный Папы на лодке не приплывет.

— Он, может быть, уже здесь, — сказал Диего. — Но показываться пока не будет.