Ностальгия

– Не успела, сэр! Я все поняла, теперь справлюсь, сэр! – автодоктор превратил ее в счастливого человека, от мандража ни следа. Словно подтверждая сказанное, она бьет куда-то поверх моей головы длинной очередью, не догоревшие пороховые стаканчики трухой сыплются ей под ноги. На такблоке гаснет красная точка: – Я попала, сэр! Я в него попала, сэр!

– Патроны береги, зараза! – в сердцах выговариваю я восторженному ребенку. Вот ведь, что дурь с человеком делает. Только что превратила кого-то в кашу, может быть, впервые в жизни, а радуется, словно легкий билет на экзамене вытащила.

Герильос постепенно оживают. Оглушенные, вылезают из подвалов, которые мы, походя, забрасываем гранатами. Пытаются отстреливаться. Некоторые в панике пытаются уйти в дыму, слепо ковыляя вдоль стен. «Мошки» выдают нам цель за целью. Короткие очереди трещат отовсюду.

– Убей! – заводим себя, орем дико, только нас не слышит никто, кроме нас самих.

– Убей! – Паркер рушит очередную стену, за которой «мошки» обнаруживают несколько целей.

– Убей! – Рыба вовсю бухает очередями, безбожно растрачивая боезапас.

– Убей! – Нгава отщелкивает скобу фосфорной гранаты, закидывает ее в черный провал подвала – Огонь в дыре!

– Убей! Убей! Убей! – Крамер бьет в дыму от бедра, крошит всех подряд, громила-ковбой из древнего вестерна, только пулеметов тогда не было.

Кол пристраивается среди камней, выцеливает оппонентов-снайперов, его винтовка изредка щелкает. Развалины вокруг полыхают, как факелы. Из земли вверх – шикарный фонтан, взрывом сбило пожарную колонку, каким-то чудом еще есть давление в магистрали. Лупим по провалам окон из подствольников, обрушиваем остатки стен, поджигаем, что еще не сгорело. Коробочки позади крошат гусеницами кирпичи, то и дело брызжут огнем, поддерживая нас. Идем, как нож сквозь масло. Дальше снова уцелевшие дома. И вдруг:

– Снайпер, снайпер! Санитара!

– Взвод, стой! Рассредоточиться! Укрыться!

Мы вышли к намеченному рубежу. Устраиваюсь за плитой рухнувшего балкона. Маню к себе Рыбу. По сторонам еще трещат очереди, гулко бухают разрывы подствольников – остальные взводы подтягиваются. Впереди, в дыму, раздается многоголосый свист, сменяющийся гулкими взрывами – беспилотники открывают сезон охоты.

– Ты, дуреха, будешь так палить – без патронов останешься. Поэкономнее будь. Тут еще осталось в кого пострелять, – выговариваю я запыленному забралу Рыбы. – Переложи магазины из мешка в подсумок, пока время есть. Воды попей.

Рыба кивает, стаскивает ранец и начинает суетливо копаться в нем.

Теплая вода противна на вкус.

* e muito – много (искаженный португальский)

–18–

Наступает ночь. Над городом иллюминация – в высоте распускаются осветительные люстры. Тишины нет как нет, над домами вспыхивают разноцветные огни, бьют по перекресткам минометы – огонь на воспрещение, невидимые «пираньи», держась за облаками, охотятся на людей. Время от времени поднимается короткая канонада – подавляем очередного снайпера. Партизаны тоже не спят, где-то там они лихорадочно готовятся к завтрашнему дню – устанавливают мины, маскируя их под битым кирпичом, долбят траншеи, поднимают на чердаки пулеметы. Они наверняка низко пригибаются, перебегая улицы, то и дело оглядываются на ослепительное небо в надежде увидеть падающего сверху беспилотника. Все тщетно, и смерть продолжает выбивать их по одному, находя везде – у окон, под маскировочными сетями, на крышах. Кроме беспилотников, их достают наши снайперы, с наступлением темноты скрытно выдвинувшиеся вперед, рвут на части шальные снаряды и высокоточные малогабаритные ракеты, которые время от времени выплевывают взводы тяжелого оружия по наводке «мошек». И еще «котята». Этих мерзких механических созданий доставили сегодня вместе с боеприпасами: черными тенями они крадутся в темноте, чтобы неожиданно взорваться возле минометного расчета или рядом со снайпером, замаскированным под мусорную кучу. Иногда они по ошибке рвутся под невезучим бедолагой, присевшим по нужде в темноте сгоревшей бетонной коробки.

Стрекозы порхают над самыми крышами, каркают резкими голосами: «Участники незаконных вооруженных формирований! Ваше сопротивление бесполезно. Ваши смерти бессмысленны. Сохраните себе жизнь. Сохраните жизнь своим детям, женам, матерям. Сохраните свой город. Сложите оружие и выходите с поднятыми руками. Всем, кто добровольно прекратит сопротивление, гарантируется жизнь. Вот что говорит один из бывших партизан, который находится сейчас в фильтрационном лагере: Меня зовут Мигеле Фейхо. Я сражался в отряде команданте Маркуса. С каждым днем наше положение все ухудшалось. У нас не было воды. Мы питались крысами, змеями и корнями. Наша одежда сгнила, превратилась в лохмотья. Мы умирали от болезней, раненые кричали от боли, но мы ничем не могли им помочь. Так продолжалось долго, пока...» – и так далее. Утро встретят усталые, издерганные существа, мало похожие на дисциплинированную армию, пусть и партизанскую. Самое смешное – многие из этих придурков искренне и горячо верят в то, что сражаются за родину. Впрочем, как и мы.