Ностальгия по чужбине. Книга вторая

— С того… Я немного разбираюсь в женщинах.

— Господи, как я вам завидую!

— А вы не разбираетесь?

— К сожалению.

— Если хотите, могу помочь вам.

— В чем вы можете мне помочь? Научите разбираться в женщинах?

— Я могу помочь вам убить Паулину.

— А разве я сказала, что хочу ее убить?

— Не сказали, но думаете только об этом.

— Вам просто кажется.

— Мне ничего не кажется, — упрямо мотнул головой пилот. — Сказал же вам: я разбираюсь в женщинах.

— Мы с вами уже виделись когда-то, не так ли? — спросила я, стараясь увести его от неприятной темы.

— Естественно, виделись! — губы пилота раздвинулись в улыбке, обнажив сгнившие корешки зубов и несколько железных коронок. — И не раз…

— Почему же я не могу вспомнить ваше имя?

— Вы можете. Просто вы боитесь его вспоминать.

— Глупости! Ничего я не боюсь! Просто не могу вспомнить…

— Меня зовут Израиль.

— Как вы сказали?

Он медленно наклонился и очень осторожно положил ладонь мне на плечо:

— Израиль…

Я вздрогнула и открыла глаза.

— Уже Израиль, Валечка. Поднимайся!..

Паулина сняла руку с моего плеча и бодро выпрямилась.

Я смотрела на нее, силясь понять, что происходит.

— Тебе приснился дурной сон? — небрежно поинтересовалась Паулина.

— С чего вы взяли? — пробормотала я, отстегивая ремни безопасности и заглядывая в иллюминатор. Самолет с выключенными двигателями стоял в полуосвещенном ангаре без окон.

— Просто показалось…

Когда вслед за Паулиной я спустилась по трапу, то сразу же увидела Дова. Совершенно седой израильтянин улыбался так естественно, словно встретил меня там, где и привык встречать последние три недели — застывшей в ожидании новостей за круглым столом конспиративной квартиры в Париже.

— Как долетели, дамы? — по-английски спросил Дов, пожимая руку Паулине, но глядя при этом на меня.

— Замечательно, — сказала моя наставница и нахмурилась: впервые за время наших совместных странствий ей оказывали внимания меньше, чем ее нетитулованной спутнице.

— Добро пожаловать в Израиль!

Улыбаясь, Дов протянул мне руку.

Я опустила саквояж и, преодолев внутреннее сопротивление, слегка пожала сухую, твердую как доска, ладонь израильтянина.

— Прекрасно выглядите, мисс Спарк.

— Вашими молитвами, — по-русски пробурчала я.

— Простите, что вы сказали? — по-английски переспросил Дов.

— Я спросила, как поживает Якоб? — переходя на английский, пояснила я.

— А кто это, простите?..

— Так, один немолодой еврей с печальными глазами.

— В Израиле таких примерно половина…

К этому моменту терпение Паулины, подозрительно вслушивавшейся в нашу содержательную беседу, иссякло:

— Мы уже можем ехать или необходимо выполнить какие-то формальности?

— Никаких формальностей, мэм, — лицо Дова сразу же посерьезнело. — Вас уже ждут…

Ангар, в который загнали нашу «Сессну», комфортом и изяществом отделки явно уступал и парижскому, и римскому. Правда, имел то же преимущество, что и его зарубежные собратья — абсолютно замкнутое пространство и отсутствие посторонних глаз. Как я ни всматривалась, обнаружить в ангаре еще кого-нибудь, кроме Дова, так и не смогла. Даже экипаж «Сессны», судя по всему, собирался покинуть серебристое чрево только после того, как выметутся из поля зрения его непоседливые пассажирки.

За воротами ангара нас встретило самое обычное, казавшееся вымершим, двухэтажное кирпичное строение и фырчащий работающим мотором минибус «фольксваген» неприметного серого цвета. За рулем сидел седовласый мужчина за пятьдесят с торчащей в уголке рта толстой сигарой и в оглушительно желтого цвета футболке, на которой алыми готическими буквами было написано: «„Лос-Анджелес лейкерс“ — это, бля, нечто!» Едва только мы уселись в салон, Дов стремительно забросил назад наши дорожные сумки и, обойдя «фольксваген», сел рядом с водителем. Тот, ни о чем не спрашивая, выплюнул сигару и плавно тронул машину с места.

В минибусе было прохладно — вовсю работал кондиционер. Боковые и задние стекла «фольксвагена» были синевато-черного цвета и успешно отражали пронзительные лучи совсем не зимнего солнца. За окнами простирался унылый пейзаж, состоявший всего из двух компонентов — желтого, словно в приступе тропической лихорадки, песка и чахлых буроватых кустиков. Самым выразительным элементом этой безрадостной картины была ослепительно черная, жирно блестевшая лента аккуратно размеченного четырехполосного шоссе, которую лихо подминал под себя неприметный «фольксваген».

Свидание с родиной состоялось…

* * *

— Рад познакомиться, мисс Спарк…