Ностальгия по чужбине. Книга вторая

Дряхлый старик в допотопном кресле с высокой спинкой, как-то неуверенно, ДЕРГАНО шевеливший синеватыми губами и плотно придерживавший у живота грелку, смотрел на меня с выражением, которое я никак не могла расшифровать. И это меня злило. Любая зрелая женщина убеждена, что ей подвластно понимание ПРИРОДЫ мужского взгляда. Когда же до меня наконец дошло, что ни под одну категорию этот взгляд не подходит, — я не была для этого человека ни женщиной, ни подчиненной, ни врагом, ни другом — мне стало не по себе. Старик не изучал меня, нет. Наоборот, казалось, что этот слезящийся взгляд уперся в нечто такое, что давно уже не является для него тайной. Хотя, если учитывать его возраст и профессию — ведь не для того же меня бесплатно катали на «Сессне», чтобы в итоге втолкнуть в комнату один на один с настройщиком роялей, — места для новых тайн в его жизни уже практически не осталось. Да и сама жизнь, судя по всему, едва теплилась в этом дряхлом теле. Старик был настолько сморщен, скрючен и измотан болью, что пожелай он изобразить на лице хоть какое-то подобие доброты или человеческого тепла, поверить в это было все равно невозможно. Его единственная пока фраза — «Рад познакомиться…», — ну, никак не стыковалась с затуманенным, слезящимся взглядом.

Так мы и сидел друг напротив друга минут десять. Молча сидели. Я не могла открыть рта по той элементарной причине, что вообще не знала, о чем говорить, а он, по-видимому, завершал какой-то сложный обряд идентификации с непредсказуемым финалом. Как раз в эти минуты мне очень не хватало Паулины, ее уверенности в себе, ее циничности и едкого юмора, которые помогали мне ощутить столь необходимую злость и уверенность. Но Паулина осталась за пределами этой комнаты. Судя по тому, как она легонько подтолкнула меня в спину, коротко бросив: «Иди, там тебя не съедят!», сценарий этого свидания tet-a-tet не был для нее неожиданностью…

Испытывая мерзкую дрожь в коленях и сцепив влажные от зловещего молчания руки, я интуитивно чувствовала, что именно здесь, в этой скромно обставленной комнате с опущенными жалюзи, будет решена моя дальнейшая жизнь. Неожиданно в голову полезло совершенно идиотское сравнение: я ждала, когда, наконец, заговорит этот скрюченный от боли старик с таким же нетерпением, с каким наивные девчонки, замерев от ужаса и восторга одновременно, подсчитывают, сколько раз прокукует кукушка, сколько лет суждено еще прожить…

— Вы очень напряжены, — сказал наконец этот чертов старик по-английски и бережно поправил грелку.

— Потому, что мне страшно…

— Чего вы боитесь?

— Теперь мне кажется, что всего…

— Бояться всего — это глупо.

— На вашем месте я бы сказала то же самое.

— Ваше счастье, что вы не на моем месте.

— Простите… Я не хотела, господин…

— Называйте меня… Сашей, — Синеватая жилка под глазом старика несколько раз дернулась. — Можно без господина.

— Сашей?

— Так меня называла жена…

— А ваше настоящее имя?

— Зачем вам забивать голову лишней информацией?

— Вы… из России?

— Нет, — старик на мгновение прикрыл слезящиеся глаза. — Но какое-то время я жил и там.

— Значит, вы говорите по-русски?

— Говорю. Иногда…

— Зачем тогда английский?

— Вы ведь американка, мисс Спарк.

— Называйте меня Валей… И без «мисс».

— Хорошо… — Старик кивнул. — Знаете, почему я решил поговорить с вами с глазу на глаз?

— Почему?

— Вам надо принять решение. Очень важное… Это лучше делать без свидетелей.

Неожиданно я почувствовала жуткую усталость.

— Вам нехорошо? Хотите что-нибудь выпить?

— Нет, спасибо. Просто я устала принимать решения!

— Тогда вам надо сдаться.

— Что это значит в моем положении?

— Это значит, быть готовой умереть.

— Когда именно?

— С этим вопросом вам и предстоит жить.

— А третьей возможности нет?

— Есть, — кивнул старик. — Остаться здесь…

— В этой комнате?

— В этой стране, — чуть слышно произнес старик. — Остаться навсегда. Здесь вас не тронут. И вашего мужа, и ваших детей… Для того, чтобы здесь тронуть кого-то, нужно уничтожить всех. Это не так просто…

— Спасибо вам.

— Принимаете третье решение… Валя?

— Нет, — я мотнула головой. — Спасибо, нет.

— Почему?

— По какому праву я стану пользоваться этим?

— По праву еврейки.

— А если бы я была шведкой? Или японкой?

— Но вы же еврейка.

— Я плохая еврейка.

— А вы думаете, в этой стране живут сплошь ангелы?

— Но они что-то сделали для нее…

— Боитесь остаться в долгу?

— Знаете, боюсь.

— У ваших сыновей будет возможность рассчитаться за свою мать. А ведь будут еще и внуки…