Три дня я провёл в этом селе, вместе с директором объездил все совхозные сады, уже припорошённые первым снегом. Он мне подробно рассказывал, как это всё создавалось, через какие трудности пришлось пройти, честно поведал и о своих диктаторских методах управления коллективом, особенно подчёркнуто постоянно заявляя о манере завершения текста любого своего приказа сакраментальной и сугубо канцелярской фразой: «Я и моё решение». Потом я беседовал с секретарём партийной организации и одновременно экономистом совхоза, с председателем профкома, с ведущими специалистами, с рядовыми рабочими, с ветеранами села. Впечатлений было много и самых разных, порой напрочь исключающих друг друга. Уже не помню всех деталей собранной мною информации об этом руководителе и человеке, давно заблокировалось памятью и содержание написанного мною материала. Но хорошо помню, что почти всю эту информацию я критически осмыслил и добросовестно переложил на бумагу. И до сих пор не забылся тот удивительный эффект, который произвела на читателей нашей газеты публикация этих пяти подвалов под одной рубрикой «Письма из Иннокентьевки», напечатанных друг за другом в пяти номерах. В редакцию зачастили одобрительные звонки, в том числе и из самого этого совхоза, об этом же говорили многочисленные гости редакции, наши лесозаводские собкоры краевых СМИ Пётр Рубан и Леонид Кишиневский. Правда, эти опытные ребята всё же сомневались, что эта акция газеты навряд ли для нас закончится добром. И как в воду глядели. Но это случилось уже после Нового года, а в декабре 1964 у редактора от гордости была грудь колесом, да и почти все работники редакции, казалось, были окрылены нашим успехом. А директор совхоза имени Дзержинского Яшкин, поля которого расположены прямо за городской околицей Лесозаводска, наш частый автор и давний друг газеты, даже выразил шутливое заочное сочувствие своему коллеге из Иннокентьевки, позвонив редактору газеты.
К сожалению, ни одного из этих «Писем» или хотя бы рукописных оригиналов, у меня не сохранилось в архивных папках. А то бы я смог наглядно проиллюстрировать весь публицистический жар их содержания, рождённый истинным вдохновением начинающего журналиста. Кстати, к тому времени у меня уже не было рукописных материалов. Так, если я писал дома, то непосредственно на своей собственной портативной машинке «Москва-6», а в редакции я нечаянно обнаружил старенькую немецкую портативную пишущую машинку "Reinmetall", оказавшуюся бесхозной, и она тут же перекочевала из кладовки на мой редакционный стол, поскольку из всех редакционных работников той поры только я мог писать свои материалы сразу на машинке.
Однако среди своих архивных бумаг и газетных вырезок я совсем недавно обнаружил другой материал, который вместе с «Письмами» привёз из Иннокентьевки именно в то ноябрьское предзимье. Но этот материал был совсем иного плана и носил, скорее всего, ностальгический характер. Я уже писал где-то выше о своих первых педагогических шагах в школе этого села, когда назначил старостой своего подшефного пятого класса второгодника-переростка, самого неуспевающего и недисциплинированного и какой эффект из этого получился. Когда я рассказывал об этом случае, то уже забыл, кто же меня надоумил сделать именно так. И даже, грешным делом, подумал, что это была моя собственная идея, навеянная, скорее всего, прочитанной ещё в школьные годы «Педагогической поэмой» знаменитого в те годы педагога и писателя Макаренко. А перечитав этот давнишний свой материал, напечатанный 13 января 1965 года на второй странице газеты «Знамя труда», понял, что это могли сделать только два учителя этой школы того времени: или бывший фронтовик Владимир Калинович Нижник, или завуч Прасковья Денисовна Прохоренко. Заодно вспомнил и их имена, и фамилии. Остаётся ещё раз признаться, как ненадёжна наша собственная память и как непростительна наша забывчивость или просто лень в сохранении домашних архивов. Вот этот материал из далёкого прошлого:
Красиво село Иннокентьевка в зимнем убранстве. Покрытое пушистым белым одеялом, оно, казалось, дремлет на пологих склонах сопок. В утренней морозной дымке как сказочные изваяния застыли деревья, и ветви их щетинятся серебряной бахромой инея. Над печными трубами вьётся лёгкий сизый дымок. Тишина…
Но ещё не успеет зимнее солнце протереть заспанные глаза, а уже то там, то здесь хлопают двери, скрипят калитки. Будущие хозяева этого села шумливыми стайками бегут в новую школу – стройное двухэтажное здание, стоящее на "семи ветрах" – на самом высоком месте в Иннокентьевке. Задиристые мальчишки и шустрые девчонки на бегу бросают друг в друга горсти сухого снега, и он рассыпается на лету облачками, искрящимися в лучах восходящего солнца. Смех, звонкие ребячьи возгласы колеблют утреннюю морозную тишину.
Она идет, не спеша, сельской улицей посреди этой весёлой суматохи. В руках – стопка тетрадей. Из толпы детворы подбегают девочки.
– Здравствуйте, Прасковья Денисовна! Давайте, мы вам поможем…