Читаем Ностальжи. О времени, о жизни, о судьбе. Том II полностью

Где пасёт Мухтар Абляев? Это не праздный вопрос. Он действительно волновал меня несколько дней тому назад и не только потому, что я мерил шагами вдоль и поперёк поля и луга Курского отделения в поисках стада известного в районе пастуха. Александр Андреевич Василец, осведомившись о цели моего приезда, был, как мне показалось, и обрадован, и несколько озадачен.

– Значит, о Мухтаре нашем решили написать? Стоит. Хороший пастух. В его стаде самый большой среднесуточный привес: этак граммов по 850. Пасёт он нетелей – 75 голов. Как добивается таких высоких привесов, лучше спросить у него самого. Только вот найти его трудновато: угоняет стадо полседьмого утра, а пригоняет поздним вечером…

Александр Андреевич беспомощно разводит руками, как бы говоря, что он бессилен помочь мне чем-либо. Потом добавил:

– Понимаете, ни в каком другом стаде совхоза нет такой упитанности животных. Что ещё характерно: все пасут верхом на конях, а он пешком. Пастухи его промеж себя «колдуном» называют…

Тогда-то я и спросил главного зоотехника, на каких таких особенных лугах пасёт Мухтар Абляев, добиваясь фантастических привесов стада.

– В том-то и дело, что на самых худших, – был ответ. – На хороших мы дойные стада пасём, а что похуже – нетелей и молодняк…

* * *

На ферме мне с сомнительной определённостью показали в сторону Глазовки и Кабарги.

– Или там, или там. – Показал бригадир животноводов в почти противоположные стороны. – Никто другой в этой стороне не пасёт. – И посочувствовал: – Трудненько вам будет найти Мухтара…

Полностью я оценил эту реплику много позже, когда прошагал битый час по полям и лугам в сторону Кабарги и, увешенный репьями, поднялся на невысокую сопочку с геометрическим знаком на вершине. С тоской я окидывал взглядом просторную долину, уже тронутую осенней желтизной. Напрягая зрение, я пытался обнаружить за купами деревьев и кустарников, во множестве разбежавшихся по долине, хотя бы какой-нибудь намёк, говорящий о присутствии стада, но тщетно…

Вдали, там, где белеют строения фермы, на фоне одинокой сопки замечаю какие-то чуть приметные белые точки. Мне даже кажется, что они медленно движутся вдоль подножия сопки, сходятся вместе, исчезают за деревьями и появляются вновь. Стадо!

Снова бреду по сухой траве, скорбно шелестящей под ногами, пробираюсь по кромке водоотводной канавы. Из-под ног огненным факелом выстреливает зазевавшийся фазан и, испуганно хлопая крыльями, исчезает в зарослях ивы. У противоположной кромки поля пасутся молодые тёлки. Они явно намерены полакомиться сочной соей, но из-за кустарника появляется всадник. Немного откинувшись назад, он скачет наперерез молодым животным и криком отгоняет их от соевого поля.

Подхожу ближе. Пастух, заметив меня, не сходя с седла, скручивает цигарку, ждёт. Знакомимся. Оказывается, это Василий Павлович Исымбаев. Уже немолодой, коренастый, разговор ведёт не спеша.

– Как же, знаю Мухтара хорошо. Он на год позже меня приехал. В Курское с ним прибыли несколько семей. Почти все – родственники. Дружно живут. Мухтара за старшего почитают: советуются с ним, слушаются… Пасёт уже лет пять. Без выходных, без подмены всё лето. До зимы его никто и не видит в селе: уходит рано и приходит поздно…

Василий Павлович задумчиво гладит кнутовищем круп коня, пальцем стряхивает пепел с цигарки.

– За стадом ходит пешочком, – продолжает он. – Мы все верхами, а он пешочком. Даст круг километров двадцать, и вечером снова пригоняет стадо на ферму. Неутомимый Мухтар. У него и тёлки самые жирные. Привесы по 800–900 граммов на голову за день, шутка ли!

Прочитав на моём лице немой вопрос, улыбается Исымбаев.

– Удивляетесь, почему больше, чем у других? Действительно, пастбища дают ему самые плохие, а привесы самые высокие. – Исымбаев хитровато щурится. – С умом надо пасти, – наставительно говорит он. – Мухтар умеет заставить коров всю траву съедать подряд. Из-под копыта пасёт. Другой пастух целый день гоняет стадо рядом с ним и голодным домой пригоняет. Он же выберет траву получше, остановит стадо и пасёт. Слушаются коровы его, уму непостижимо почему…

– А где он сегодня пасёт, – спрашиваю.

– Ошибка вышла – обознался бригадир. Мухтар сегодня на кукурузном поле пасёт, там, где по дороге в город силосные бурты…

И снова я бреду в поисках неуловимого Мухтара Абляева…

* * *

Меж зарослей кустарника неправильным многоугольником легло кукурузное поле. Стебли кукурузы уже скошены и засилосованы, на земле осталось ещё много сухих листьев, которые коровы с аппетитом поедают. Прежде чем механизаторы начнут поднимать зябь, животноводы выгоняют на скошенные поля свои стада. Осенью скот находит здесь хороший корм. На краю поля замечаю силосный курган и на его вершине – человека. Он сидел как степной батыр, поджав под себя ноги и задумчиво склонив голову, занятый своими мыслями. Меня заметил не сразу.

– Мухтар Хасанович? – спрашиваю недоверчиво.

– Да, – приветливо улыбается он.

Перейти на страницу:

Все книги серии Письма из XX века

Ностальжи. О времени, о жизни, о судьбе. Том I
Ностальжи. О времени, о жизни, о судьбе. Том I

В повести-эссе «О времени. О жизни. О судьбе» журналист Виктор Холенко, рассказывая, казалось бы, частную историю своей жизни и жизни своей семьи, удивительным образом вплетает судьбы отдельных людей в водоворот исторических событий целых эпох -времён Российской империи, Советского Союза и современной России.Первый том охватывает первую половину XX века жизни героев повести-эссе – в центральной России, в Сибири, на Дальнем Востоке. Сабельная атака времен Гражданской войны глазами чудом выжившего 16-летнего участника-красноармейца, рассказы раненых бойцов морского десанта, выбивших японцев из Курильских островов, забытые и даже специально уничтоженные страницы послевоенной жизни в дальневосточной глубинке, десятки известных и неизвестных прежде имён – живые истории людей в конкретную историческую эпоху.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Виктор Холенко

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги