Ностальжи. О времени, о жизни, о судьбе. Том II

Да-а, были дела. Всё-таки я подвёл однажды под монастырь, крепко подвёл. Вот как получилось. Была у нас в деревне немка-портниха. Красивая баба, молодая была и жила одна. Похаживал и я к ней частенько по вечерам. Увидел её как-то дядя со мной под ручку, и глаза у него разгорелись. «Как, – спрашивает, – познакомиться с ней?» – «Что ты, старый хрыч, – говорю, – в своём ли уме? Тебе ведь за шестьдесят уже…» – «Брось, Федотка, – отвечает, – причём здесь годы? Не смотри, что стар, я тебя ещё на этом деле за пояс заткну». И действительно, старик был ещё крепкий, жилистый. Пристал ко мне, отбою нет. Ну, думаю, ты у меня ещё попляшешь, старый чёрт. Договорился я с ним за четверть самогона свести его с немкой. Но с условием: плату вперёд. Старик и согласился. Распили мы с ребятами его самогонку, добре погуляли вечерок. На следующий день говорю ему: «Всё в порядке, она согласна. За деревней у речки кусточки есть, прячься в них, а я приведу её…»

Не успело солнце закатиться, дядя был уже на условленном месте. Только он ушёл, я и говорю тётке: «Тётя Маша, дядя совсем с ума свихнулся». – «Как так?» – «С немкой любовь крутит». – «Брешешь, – говорит, – сукин сын!» – «Не веришь – не надо. Я предупредил. Ты можешь захватить их сегодня даже на месте преступленья». Поверила старуха, страшно ревнивая была. За хворостину и туда: рассказал я, где дядя скрывается. Настропалил я её, значит, а сам к портнихе. Поболтали мы с ней, потом говорю ей: «Пойдём, Ильза, прогуляемся немного – вечер-то хорош». Привожу её к речке, к тем самым кустикам. Идём и разговариваем о всяких пустяках – она-то ничего не подозревает. Заметил нас дядя, выползает из кустов и мне сигналит: можешь, мол, уходить, теперь я сам управлюсь. Я отстал немного на обочине. Только старик выпрямился на дороге перед Ильзой, тут и старуха с хворостиной появляется. Сначала на старика налетела, отхлестала его как следует, а он домой скорей бежать. Потом на Ильзу налетела тётя. Но та девка крепкая, вырвала из тёткиных рук хворостину и сломала её. Сама понять ничего не может и смеётся только. Тут и я подхожу из тени. Увидела тётка меня и, видно, разгадала уже мою подлянку. Погрозила мне кулаком и засеменила следом за дядей.

Крепко досталось дяде тогда, я уже и сам не рад был своей шутке, оказавшейся очень уж злой. Но дядя Демьян так и не догадался, что это я всё устроил. Пришёл я домой с вечорки, дядя слазит с койки, кряхтит. Присел со мной на крылечке, охает, синяки потирает. «Всё бы в порядке было, – говорит, – но как моя хрычовка пронюхала? Вот старая перечница!» И вздыхает озадаченно. Я, конечно, благоразумно не раскрыл ему этого секрета. Видно, и тётка ему ничего не сказала. Только с неделю она со мной не разговаривала.

Вот какие дела бывали, да-а…

Снова завернёт Емельяныч самокрутку, окутается едким дымом, помолчит некоторое время, собираясь с мыслями, и опять продолжает свой рассказ.

– Пришлось в Гражданскую войну попартизанить даже. Сначала меня, молодого совсем да рослого, мобилизовали к Колчаку. Это сейчас я согнулся стручком, а тогда – о-го-го был!.. Так вот, побыли у него немного, офицеры-бары помуштровали нас и скоро собирались на фронт отправить. Видим с ребятами, не родня они нам – сибиряки никогда холопами не бывали. Выбрали момент и сбежали по своим деревням, хорошо недалеко от них ещё были. А там скоро и в партизаны пришлось податься. Правда, и не по своей охоте. Вот как было дело…

Был у нас в деревне Петька Горлов – настоящий бандит. Желчный был человек, ни с кем не мог ужиться. За его зловредный нрав никто у нас не любил этого баламута. Когда началась эта заваруха, подался он к Колчаку добровольцем. Втесался в его личную охрану каким-то образом, а может, и врал, не знаю. Но до старшего урядника быстро как-то дослужился – был раньше такой чин. И вот, когда только появились мы с ребятами в своей деревне, прибыл и он к своим на побывку. Было с ним ещё несколько человек, таких же головорезов. Пронюхал он, что в деревне есть несколько дезертиров – мы то есть, причём его давнишние враги, – раньше ещё мы с ним чуть ли не на ножах жили, считай, с детства. Вот он и решил, значит, перед своим начальством отличиться и начал охотиться за нами. Федьку и Яшку соседи предупредили, и они успели спрятаться на дальних заимках. А я жил как раз рядом с Петькой, ну и влопался сразу, значит. Схватили меня, дяде Демьяну плетей всыпали для порядка, а меня с собой взяли и в город повезли. Деревня наша от Омска километрах в сорока, дорога дальняя. Едем мы неходко, они в сёдлах, а я в телеге, по рукам-ногам связанный. А дело к вечеру уже. Петька с двумя дружками впереди в лёгкой таратайке пылит, о чём-то спорят – мне не разобрать. Конвоиры мои перед дорогой выпили изрядно, носами клюют в сёдлах.