Ностальжи. О времени, о жизни, о судьбе. Том II

Усмехнулся самодовольно и к бутылке потянулся: «Давай выпьем по последней да пойдём», – говорит. Солдату тоже налил, к столу пригласил. И только начали они пить, я вскочил и обоих из нагана в упор. Свалил наповал. Тут же гранату схватил – и в окно. Взрывом раму вышибло, лицо мне осколками стекла ободрало, но я даже не заметил этого. Крикнул Ильзе, чтоб пряталась, а сам в окно. Во дворе на третьего солдата наткнулся – лежит с разорванным животом, воет нечеловеческим голосом. В деревне стрельба началась, паника. А я в огороды, задами к речке пробрался, переплыл её, а там и лес рядом. Так и ушёл. А следующей ночью выбили мы карателей из деревни…

Потом Красная Армия пришла, взяли меня в кавалерию. Колчака до Иркутска догнал, с бандитами потом воевал, с басмачами. Помню, у Семипалатинска иртышских казаков били. Прижучили мы их у реки, лавой развернулись. Но и они нас встретили. У них были пушки самодельные, как у партизан в Гражданскую. Сколачивали из толстых плах трубы, стягивали обручами. Дура здоровая – человек поместится. Забьют туда полмешка пороху, а вместо картечи – булыжников да крупной гальки. Подпустили они нас почти вплотную и как чесанут из нескольких таких игрушек: вой, свист адский и дыму как на пожаре. Половину нашего передового эскадрона будто косой снесло. Озлобились мы, ворвались на их позиции и пошли крошить. Рубка была страшная. Когда кончилось это дело, понимаешь, друг друга не узнавали: глаза дикие, кровью налитые, руки дрожат как у паралитиков. Смех и разговоры нервные. Потом усталость пришла, да такая, словно с самого утра косой махал без передышки – руки и ноги свинцом налились. Едем мы по степи, а кругом порубанные лежат: мы так озверели, что никого в плен не брали, да они и не сдавались. И наших много тоже там. Лежат без голов, с разрубленными черепами, разваленные до пояса, раненые стонут, искалеченные кони ржут и бьются в агонии. И кругом кровищи, как на бойне. На всю жизнь я запомнил этот вечер: солнце закатывалось, как кровью обрызганное, и с земли поднимался розовый туман. Да, ужасная эта штука – встречный сабельный бой, никому не пожелаю видеть такое…

Потом Емельяныч расскажет, как строил Днепрогэс, как занесло его на эту далёкую Камчатку и много другого интересного. Вся его жизнь – ненаписанный роман, и он рассказывает с удовольствием, смакуя каждый интересный эпизод. Смотришь на него и думаешь порой: неужто этот сморщенный поседевший человек был когда-то удалым молодцем. Как жестока и неблагодарна природа, отпустившая человеку такой малый срок жизни! Вздохнёт другой раз старик, на какой-то миг затуманятся его весёлые глаза, но тут же растает печальная дымка, и снова они молодо смеются. «Я прожил жизнь, поглядел, походил, – говорят они, – и мне есть что вспомнить. А вы?» И многие задумаются, скажут про себя: «Что ж, и я постараюсь жить так же, чтобы, передавая эстафету жизни новому поколению, было что вспомнить и похвалиться перед такими же молодыми парнями и своим временем…»

Таким был дед Емельяныч. Конечно, всё это, выше перечисленное, он выложил своим постоянным доверчивым слушателям не одним махом, а по малым частям во время коротких перекуров в бригаде грузчиков и не за один день даже. Но эти молодые парни притягивали его будто магнитом, и дед использовал практически любую свободную минуту, чтобы побывать у них: во время перекуров – он рассказчик, а между ними, если позволяли его собственные дела, он любил сидеть рядом с тальманом Иринкой, которая старательно ставила в своей тетрадке карандашные точки-палочки.

Но вот сегодня дед ушёл от грузчиков кровно обиженным и не стал в этот день ничего рассказывать. И причиной тому был языкастый Сашка Ховрин. Только пришёл старик, завернул свою традиционную самокрутку и пристроился на связке канатов, как Сашка, стрельнув в его сторону плутовскими глазками, завёлся.

– А знаете, хлопцы, какой номер выкинул Емельяныч в субботу? – спросил он, посмеиваясь.

Дед беспокойно заёрзал на месте и усиленно задымил цигаркой.

– Ладно уж, не буду рассказывать, – лукаво смилостивился Сашка, но было уже поздно – заинтригованные слушатели потребовали продолжения.

Сашка, заранее улыбаясь, начал: