…Было уже далеко за полночь, когда вся эта компания укаталась в дым. Один из парней, грустно свесив голову с края стола, исполнял арию «Риголетто», терзаемый мучительными судорогами. Его подруга, потная и раскисшая, обнимала Анатолия и дышала ему в лицо винным перегаром вперемешку с ласковыми и матерными словами. На обширной кровати, со смятым и скомканным покрывалом, громоздились сразу четыре тела, переплетённые между собой: они исторгали сочный храп с мелодичным посвистом. Облокотившись на стол, сидела Нинон, спутница Кости: её причёска была сбита набок, а синие печальные глаза бездумно смотрели куда-то в пространство. Из утомлённой радиолы лился лёгкий томный блюз.
Костя сидел напротив Анатолия и, улыбаясь сквозь табачный дым, говорил что-то ему, что никак не могло дойти до сознания Анатолия. В голове по-прежнему всё шумело и кружилось, мысли были вялыми, спутанными, обрывочными. Голова никак не держалась на плечах и всё время клонилась к столу, залитому вином и забросанному огрызками закуски и смятыми окурками папирос. Девица томно прижималась к нему и шептала какие-то слова, но даже ей не в состоянии был внимать Анатолий.
– Эх, брат Толька, упился вконец, – говорил с сожалением Костя. – Салага…
Он потрепал его ласково за шевелюру.
– А ты отойди от него, телега, – бросил он насмешливо девице. – Видишь, не в себе парень…
Та, обиженно поджав губки и картинно вильнув бёдрами, отошла, пошатываясь, к радиоле…
На улице было морозно, но Анатолий не чувствовал холода. Он шёл по улице, еле переставляя ноги, земля качалась и плыла под ним как палуба штормующего корабля. Но Костя, придерживая за локоть, помогал сохранять равновесие.
– Главное – башли, – философствовал он. – Будут башли – будут вино и девочки, а, значит, и жизнь в своё удовольствие.
Толя остановился в задумчивости у фонарного столба.
– Что стоишь как умирающий лебедь? – с дружеским укором сказал Костя и снова вывел его на широкую пустынную улицу.
Немного погодя, он снова продолжил:
– Наметили мы тут одно дело. Если удастся – будет у нас куча денег. Но дело это очень тонкое. Пошёл бы ты с нами?
– Пойду, я с тобой пойду, куда хочешь. Ты хороший парень, Костя, – бормотал Анатолий, обнимая своего заботливого провожающего.
– Не-ет, ты телёнок ещё в таких делах, – покачал головой Чечень. – Можешь и дров наломать по неопытности…
Прощаясь у подъезда общежития, он продолжал гнуть свою философию:
– В чём жизнь заключается человеческая, знаешь ты, соловей андалузский? Весь мир бардак, все люди – соответственно… И отсюда вывод: человек человеку – волк. Один закон царствует на свете: обмани ближнего, ибо он тебя обманет и возрадуется… А живём только раз, – втолковывал Костя, – и нужно прожить так, чтоб было что вспомнить. Но для этого нужны деньги, много денег. А на нашей планете распределены они не совсем справедливо. Допустим, какая-то столетняя старуха имеет сто тысяч на книжке. Зачем ей столько? Да и праведно ли она их накопила? У неё нет родных, наверное. Сама она скоро загнётся. И пропадут денежки, в то время как мы, молодёжь, нуждаемся в них, как в воздухе. Вот и приходится исправлять такие ошибки распределения денег…
Костя Чечень ещё долго пытался развивать эту свою любимую тему, в конце концов заметив, что Толя слушает его совсем невнимательно и буквально засыпает на ногах, вздохнул с сожалением, открыл ему дверь в тамбур общежития и распрощался…
Утром Толя проснулся с сильной головной болью. Голова была будто налита свинцом и, казалось, готова была расколоться на части. Он попробовал вспомнить, что же было прошедшей ночью, и напрасно: мозг ничего не соображал. Мысли расплывались как глина под сильным дождём. А на душе отложился осадок чего-то неприятного, угнетающего.
В этот день он не пошёл на работу, сказавшись больным. А немного отлежавшись, всё-таки восстановил в памяти, с большим трудом, правда, некоторые слова у подъезда общежития. Тот говорил про девочек, деньги и ещё какую-то старуху. Тут же, по совершенно непонятной ассоциации, из глубин памяти выплыл недавний рассказ Марьи Петровны, что вызвало новую волну беспокойства.
Целый день провёл Толя в своей комнате в одиночестве, размышляя над причинами своего собственного беспокойства, вызванного словами этих двух знакомых ему людей. И к вечеру уже принял окончательное решение немедленно навестить старушку. Так сказать, на всякий случай. И в ранних зимних сумерках ушёл из общежития, не дождавшись возвращения с работы Васи Волоков…
На автобусе Толя доехал до окраины и постучался в маленький синенький домик старушки. Та встретила его с распростёртыми объятиями как родного. Она засуетилась вокруг него, помогая раздеться, потом провела в комнату и усадила за стол, а сама шмыгнула на кухню.