По площади это временное жилище родителей было совсем мизерным. На семнадцати с половиной квадратных метрах, перегороженных на две комнатки печью, расположились кухонька с маленьким обеденным столиком и три кровати. Две из них принадлежали родителям и моему брату Борису в возрасте шестнадцати лет, школьнику, а третья, что у самой входной двери, как я уже смог догадаться, предназначалась моей собственной персоне. Теснота, одним словом, неимоверная. А я-то ехал сюда с твёрдой уверенностью, что к весне сумею здесь подготовиться к поступлению в какой-нибудь заочный вуз: мол, буду работать и одновременно добывать диплом о высшем образовании. Однако мечте моей сразу определился полный облом: я просто представить не мог, как можно было осуществить её в таких условиях. Правда, к домику была небольшая пристройка из холодных сеней и кладовки, и в этой кладовой можно было вырезать хоть маленькое окошко, и вполне получилась бы уединённая комнатка для занятий, но до самой весны об этом и думать было нечего.
Отец занимался обтёсыванием брёвен для будущих стен нового дома, орудуя только топором и ножовкой, а нас с братом даже близко не подпускал к себе в помощники. А ещё он увлекался рыбалкой: соорудил древнюю сибирскую рыболовную снасть под названием паук и частенько в ночь уходил в пойму Уссури неподалёку на тихие заливчики и старицы этой реки. Без добычи никогда не возвращался, и караси, щуки, сазанчики и прочая разнорыбица постоянно присутствовали на нашем столе в варёном и жареном виде. А ещё у него появилась устойчивая навязчивая задумка, во что бы то ни стало женить меня непременно. Вот какая запись появилась совсем скоро в моём дневнике:
Даже невесту отец мне уже подобрал. Жила у соседа напротив рыженькая, круглолицая, усыпанная россыпью веснушек девчушка-сиротка с испуганными глазами по имени, кажется, Рая или Зоя – помню только, что имя было такое же короткое. Она доводилась соседу племянницей, и её уже пора было замуж пристроить. А отец мой, давно уже сдружившийся с соседом, как-то в гостях у него за бутылкой предложил: вот, мол, приедет мой сын с Сахалина, мы их и сведём обоих. И свели, ёлки-палки, как и задумали. Перед самым новым годом у соседа была свадьба – выдавали они замуж одну из собственных дочерей. Свадьба была многолюдная, по старинным народным обычаям и обрядам, и с дружками-подружками, и с кражей невесты, и её непременным выкупом, и с ритуальными песнями, частушками и прибаутками – были тогда такие весёлые свадьбы, без всяких сегодняшних дворцов бракосочетаний. А какая тогдашняя свадьба, если она не закреплена, пусть и предварительным, даже вроде знакомства, но всё же союзом хотя бы ещё одной пары, причём прямо во время этого свадебного торжества. Примета была такая: мол, у брачующихся всё ладно в жизни сложится, если такое знакомство состоится. Вот и нам, двоим, такое чисто ритуальное знакомство обеспечили тут же, на свадьбе: оставили на короткое время одних в комнатке, мы посмотрели друг на друга, обменялись ничего не значащими словами, и каждый остался при своём мнении. Не знаю, какое было у неё на этот счёт мнение обо мне, но вот у меня оно оказалось какое-то нейтральное, что ли: вроде добрая девочка, но всё-таки что я о ней знаю?
После свадьбы мы ещё раз с нею встретились, но и опять какого-либо общения снова не получилось. А больше мы уже и не встречались – мне с ней было просто неинтересно. Ну а через некоторое время у меня в дневнике появилась такая довольно многозначительная запись: