Ностальжи. О времени, о жизни, о судьбе. Том II

Но была у него ещё одна, так сказать, профессиональная «привилегия»: то ли за «левую» работу на сторону, то ли в результате очень уж экономной работы в технологическом процессе вулканизации автомобильных шин и камер, у него всегда в избытке оказывался спирт, который он, вполне естественно, незамедлительно «приватизировал», хотя это экзотическое слово в нашем обиходе тогда было вообще незнакомо, а стало особенно популярным только в 90-е годы. Но, как бы там ни было, факт остаётся фактом, и этот толковый и расчетливый рабочий-ветеран забирал все излишки сэкономленного спирта не только для собственного потребления, но и для использования в качестве ходовой валюты на негласном рынке различных бытовых и хозяйственных услуг. И мне пришлось не раз «причаститься» этим спиртом, с характерным резиновым привкусом, поскольку бутылки с ним запечатывались чёрными резиновыми пробками. Жил я у них не меньше трёх недель, и почти каждое вечернее домашнее застолье непременно сопровождалось употреблением этой «резиновки» – в чистом или в разведённом виде. Однако главным образом Иван Иванович эту свою рационализаторско-криминальную статью доходов использовал в целях совершенно благих: он строил для семьи новый дом. Дело в том, что во время моего приезда семья жила в стареньком каркасном домике, собранном из горбыля ещё в первые послевоенные годы. Аккуратно оштукатуренный, он всё ещё прилично выглядел. Но имел два серьёзных недостатка. Во-первых, он стал уже довольно тесным для семьи из четырёх человек. Ну а, во-вторых, стоял он очень низко и поэтому часто подтапливался во время весенних разливов протекавшей поблизости речушки Махреньги.

Тогда ещё, в очень трудные и голодные послевоенные годы, участок для строительства первой своей хибарки выбрал очень даже удачно в сугубо экономическом плане. Одной стороной своей он непосредственно прилегал к высокому дощатому забору самого комбината, за которым возвышались огромные штабеля леса и хаотические кучи древесных отходов, непригодных для производства. Одна из широких досок забора внизу была оторвана от нижней прожилины и легко отодвигалась в сторону при необходимости. Вот через этот именно лаз и проникали на территорию комбината все местные жители, запасая для топлива дрова из отходов. Руководство, видно, вполне снисходительно относилась к такой самодеятельной утилизации своих технологических отходов. Именно через эту щель в заборе бывший фронтовик и набрал необходимое количество подходящих древесных отходов и построил свой первый домик, а потом уже постоянно только делал заготовку дров. Время было трудное, поэтому люди выкручивались, как могли. Да и многие руководители предприятий нередко закрывали глаза на такое посягательство на, так сказать, социалистическую собственность, ни к чему другому на деле уже и непригодную.

А вот для нового домика, который строился рядом со старенькой хибаркой, этот нелегальный лаз был уже не помощник: дом был заложен на высоком каменном фундаменте и строился из добротного бруса и хорошего пиломатериала, приобретение всего этого выливалось в немалую копеечку. Вот тут-то и помогала семейному бюджету в некотором роде эта самая нелегальная валюта с резиновым привкусом. Собственно, в те послевоенные годы, когда и зарплаты были очень низкие, да и не всё можно было купить за деньги, такая форма незаконных доходов среди большей части рабочих, да и колхозников тоже вообще, пожалуй, была массовой и совсем не считалась криминальной. Хотя нередко были и серьёзные наказания уличённых в воровстве и такого рода «социалистической собственности». Наверное, тогда и родилась впервые пренебрежительно-уничижительная формулировка этой самой социалистической собственности, когда не только простой люд начал говорить с усмешкой: «Всё вокруг колхозное, всё вокруг моё!»