Нотнерт (СИ)

Я позвонила Эмме на следующее утро после того, как новые главы по последним страницам дневника были готовы, запакованы в плотный белый конверт и отправлены в «Нотнерт». Моя паранойя достигла своего пика, и я заказала доставку к Августу через десяток разных городов. Я понимала, что это наверняка сильно затянет сроки, но мне абсолютно не хотелось рисковать получить очередное сообщение от мертвеца с фотографиями дорогих сердцу сторибрукцев.

Эмма назначила мне встречу на выходные, когда Реджина с детьми будет занята каким-то школьным проектом. Шутила, что в такие моменты Мадам мэр сосредоточена исключительно на достижении идеального результата и слушать не хочет, что её должность и так гарантирует проекту сокрушительную победу, даже если она слепит что-то из пластилина и палок.

Библиотека встретила меня уютной тишиной, словно бальзамом смазывающей мои натянутые нервы. Я работала там уже третий день. Заполнение картотеки отвлекало от тревожности, а коллеги, находящиеся рядом, отгоняли дурные мысли. Я знала, что моему трудоустройству сюда поспособствовал Роберт — штат был полностью укомплектован, как вдруг, словно по волшебству, появилась новая вакансия. Я была благодарна за помощь, но на откровенный разговор с ним так и не смогла решиться. Пока.

Сегодня день пошёл наперекосяк с самого начала — сначала я порезала ногу бритвой, затем разбила любимую чашку, а после — напутала с карточками в библиотеке и сложила все формуляры на букву «М» в ящичек с формулярами на букву «З». Обратная сортировка не заняла много времени, но настроение было ожидаемо подпорчено.

Свон заехала за мной на служебной машине и, улыбнувшись, вручила какой-то пакет.

— Это должно поднять настроение.

Я развернула целлофан и уставилась на новенькую чашку с изображением Чипа из «Красавицы и чудовища» и надписью «Иногда самая лучшая чашка — та, что надколота».

— О, спасибо, Эмма, очень мило.

— Я рада, что тебе нравится, но к подарку не имею никакого отношения. Это от мистера Голда.

— Я догадалась. Посыл в его стиле.

Я завернула чашку обратно в пакет и спрятала её в сумку. Спрашивать откуда он знает о том, что моя любимая чашка пала смертью храбрых, я не стала. Я и так прекрасно знала, что мой благоверный великолепно осведомлён абсолютно обо всём, что происходит в его городе. Всю дорогу до отеля мы молчали, каждая прибывала в своих мыслях, куда не хотелось пускать посторонних. Ключ громко звякнул брелоком с номерком комнаты, когда я отпирала дверь. Мы вошли ко мне в номер, за окном быстро сгущались сумерки.

— Кофе?

— Не откажусь.

Эмма села в кресло, и я поймала себя на мысли, будто не было этого перерыва между прошлым разговором и нынешним. Хотя что-то всё же изменилось. Если тогда она делилась со мной информацией с явной неохотой, то сейчас она гораздо спокойнее реагировала на вопросы, связанные с отношениями Реджины и Робина, и довольно детально описывала всё, что происходило в лечебнице, начиная с того момента, как она попала в «Нотнерт». Я с замиранием сердца ждала, когда же получу долгожданные ответы на свои вопросы.

— Так на чём я остановилась? А. Точно. К новенькой Коттон ожидаемо отнесся с подозрением, но я, несмотря на подготовку, настолько плавала в вопросах психиатрии, что спустя некоторое время он перестал видеть во мне угрозу и стал относиться чуть легкомысленнее, чем прежде.

Пару раз я, конечно же, отгребала за ошибки, но старшие коллеги относились ко мне с сочувствием и не единожды здорово прикрывали спину.

Я пыталась действовать аккуратно, но за всё своё пребывание в больнице так и не нашла ни одной уличающей бумажки — все пациенты были оформлены согласно процедуре, все смерти, происходящие в стенах клиники, не были безосновательными. Никаких свидетельств приступного умысла. Не Эдвард Коттон, а ангел во плоти, занимающийся благотворительностью, помогающий людям сражаться в битве «души и разума» и опекающий несчастных сироток!

Единственное, в чем я могла выдвинуть Хайду обвинения — жестокое обращение с персоналом. Помимо хлёстких слов, которыми врач, не стесняясь оперировал в адрес своих сотрудников, в дело частенько шли кулаки, но никто из пострадавших в полицию не обращался. Все относились к нему с каким-то священным трепетом, хотя и не без лёгкого налёта глубинного безотчётного страха.

За пару месяцев я поняла, что Хайду лучше дорогу не переходить. Он мог мигом выкинуть меня из больницы и тогда дело грозило провалом. Я быстро научилась идентифицировать его настроение и каждый раз, когда на «Нотнерт» обрушивалась Хайдова ярость, умудрялась выйти сухой из воды.