Нова. Да, и Гоморра

— Я хочу отвести ее обратно. Она здесь на лечении. Ее палата в другом крыле, и она должна быть там.

— А сама она хочет? — решительно спросил Бадди, отбрасывая простыни.

— Она очень нездорова! — отпарировал доктор Гросс, нависая над кроватью. — Мы пытаемся ей помочь, неужели вы не понимаете? Не знаю, кто вы такой, но мы пытаемся спасти ей жизнь. Ей нужно вернуться в палату!

Ли билась головой о бедро доктора Гросса.

— О, Бадди!..

Он спрыгнул с кровати и размахнулся кулаком, но промазал. Из-за параллакса и еще потому, что в середине замаха решил превратить удар в широкий жест. Он был не в Исправительной колонии штата Луизиана. Осознание пришло, как приходит осознание звучавшей в голове музыки, когда она смолкнет.

— Постойте! — крикнул Бадди.

За дверью доктор говорил:

— Миссис Лоуэри, отведите, пожалуйста, Ли в ее палату. Дежурная сестра знает, какие лекарства ей нужно принять.

— Хорошо, доктор.

— Постойте! — еще раз крикнул Бадди. — Пожалуйста!

— Извините, — сказал доктор Гросс, заходя обратно. Уже без Ли. — Нам пришлось срочно отправить ее в палату и дать успокаивающее. Поверьте, я очень сожалею, что так вышло.

Бадди сел на кровать и скривился:

— А что… что с ней такое?

Доктор Гросс некоторое время молчал.

— Наверное, я должен вам объяснить, что трудно, поскольку я и сам не знаю. Из трех человек с доказанными телепатическими способностями, выявленных с тех пор, как мы стали изучать этот феномен, Ли самая одаренная. Она удивительный ребенок, с невероятно творческим складом ума. Но сознание ее глубоко травмировано — и все из-за того, что она слышит, как страдают другие люди. Она постоянно хочет покончить с собой, а мы пытаемся ее спасти. Но если оставить ее в покое, через какое-то время, иногда через несколько недель, иногда через несколько часов, она сделает попытку себя убить.

— А когда она поправится?

Доктор Гросс сунул руки в карманы и уставился на свои сандалии.

— Боюсь, чтобы вылечить душевное расстройство, надо прежде всего оградить пациента от душевных травм. В случае Ли это невозможно. Мы не знаем даже, какая часть мозга отвечает за телепатию, и не можем прибегнуть к лоботомии. Лекарства мы тоже пока не нашли. — Он пожал плечами. — Мы очень хотим ей помочь. Но, глядя объективно, я не верю, что она вообще поправится. Такой она будет до конца жизни. И чем раньше вы о ней забудете, тем меньше вреда ей причините. Спокойной ночи. Еще раз извините, что так вышло.

— Спокойной ночи.

Бадди немного посидел на кровати. Потом выключил свет и лег. Уснуть никак не удавалось, пришлось три раза мастурбировать. Наконец он погрузился в беспокойный сон. Однако утром он по-прежнему помнил чернокожую девочку, которая пришла к нему и разбудила… разбудила в нем столько всего.

На утреннем обходе врачи огорчились, что повязка сдвинута, и говорили про симпатическую офтальмию. Потом исследовали левую роговицу и удалили последние металлические пылинки. В клинике его продержали еще три дня, приводя в норму давление стекловидного тела и внутриглазной жидкости для профилактики прежде не выявленной склонности к глаукоме. Врачи объяснили, что то, отчего иногда туманится его левый глаз, — это плавающее помутнение стекловидного тела и причин для беспокойства нет. Сказали посидеть дома недели две. И повязку с глаза снять не раньше чем за два дня до выхода на работу. С компенсацией за несчастный случай на производстве его тоже помурыжили, но Бадди разобрался — оказалось, он просто неправильно вписал дату.

Девочку он больше не видел.

А из всех радиоприемников, музыкальных автоматов и скопитонов в Нью-Йорке и в Буэнос-Айресе, Париже и Стамбуле, Мельбурне и Бангкоке звучала музыка Брайана Фауста.

В день, когда Фауст должен был лететь с Земли на Венеру, Бадди вернулся на работу в космопорт. Это было за три дня до конца срока, который назначили врачи, так что на глазу его еще красовалась телесного цвета повязка.

— Господи, — сказал он Биму, перегнувшись через перила смотровой площадки на крыше ангара, — народищу-то сколько!

Бим сплюнул на горячий гудрон. Лайнер стоял на взлетной площадке под августовским солнцем.

— Перед стартом он обещал спеть, — сказал Бим. — Надеюсь, беспорядков не будет.

— Спеть?

— Видишь там деревянный помост с усилителями? Лишь бы эти малолетки не учинили тут безобразий.

— Бим, а можно я спущусь поближе к помосту?

— Зачем?

— Хочется увидеть его поближе.

— Ты сам только сказал про народище.

Держась за перила, Бадди смотрел вниз. Его мышцы перекатывались под наколкой: «Спляшем на Марсе чечетку с Долорес-красоткой» на фоне колец Сатурна.

— Ну мне надо!

— Не понимаю, какого черта…

— Бим, есть такая одна маленькая негритянка, еще совсем девчонка…

— Мм?

— Бим!

— Ладно, ладно. Залезай в комбинезон и шагай с ребятами, которые работают на запуске. Будешь в первых рядах вместе с журналистами. Но что это я тебя послал, никому, понял? Знаешь, сколько народу хотело бы туда попасть? Не врубаюсь, зачем тебе быть так близко?

— Это для одного человека, для друга. Потом расскажу.

И он кубарем скатился по лестнице в раздевалку.