Новая Афи

– Потому что тетушке она не нравится. Братьям она не нравится. Йайе не нравится. Она всегда поступает по-своему и не берет в расчет их мнение. Она не следует их правилам, не чтит наши традиции. Она без раздумий отказывалась ездить в Хо, даже по особым случаям. Когда она жила в главном доме, Ганьо не могли приходить и уходить, когда им вздумается. Они должны были заранее предупредить о визите, а придя, сообщить, когда намерены уйти. Они не могли просто брать любую еду из холодильника или заказать что-то кухарке. Муна пресекла такое поведение с самого начала, с самой первой встречи с Ричардом в Либерии, поэтому они пытались разлучить их уже тогда. Но теперь ты сама с ней встретилась и понимаешь, что она не из тех женщин, которых легко бросить, даже Эли не в состоянии, несмотря на любовь к матери, ставшей в Хо притчей во языцех. Тетушке пришлось пойти на крайние меры и запретить Эли на ней жениться, заручившись поддержкой старых дядюшек. Мы обе понимаем, что он никогда не женится на женщине без благословения семьи. Я знаю одного парня из университета, который так поступил, и с тех пор его семья не желает с ним знаться. Представляешь? Больше десяти лет он не может вернуться домой!.. Муна слишком горда, чтобы уступить, а Эли не пойдет против воли матери… пока она жива.

– А что будет после ее смерти?

– Ну, она – заводила во всей этой истории. Как только она уйдет с пути, что ж…

Когда я приехала, мама уже вернулась, однако я ничего не сказала ей о случившемся и заперлась в нашей спальне. Меня одолевала смесь печали и ярости. Впрочем, последнее все же брало верх.

Примерно через час после приезда раздался стук в дверь, и меня позвал Эли. Я не отреагировала. Вскоре стук повторился.

– Чего надо? – крикнула я.

– Селорм плачет, – ответила мама. – Отец пытался его успокоить, но он не перестает.

По другую сторону тяжелой деревянной двери слышался плач моего сына. Я вышла, взяла у мамы Селорма, однако преградила ей путь, когда она попыталась войти, явно желая выяснить, что происходит. Мне нисколько не хотелось ей что-либо объяснять или выслушивать ее советы.

Я положила Селорма на кровать. Малыш уже успокоился и тыкал в кнопки на одном из телефонов Эли. Я вытащила гаджет из его удивительно цепкой хватки, а взамен отдала свой, поскольку он поднял протестующий вой. Телефон Эли оказался разблокирован. Я пролистала журнал вызовов: последний завершился три часа назад. Затем открыла папку сообщений: примерно половина была адресована его братьям и партнерам по бизнесу. Некоторые – Йайе. Остальные предназначались некой «М» – наверняка Муне.

Я начала читать сообщения. Хотя во многих речь шла об Айви, большинство посвящались самой либерийке. Эли писал, как скучает по ее улыбке и телу. Как хочет ее обнять, прижать к груди. Как его тянет с ней увидеться. Как он ее обожает, как счастлив, что она у него есть, как он ее любит. По моим щекам ручьем текли слезы. Большая часть сообщений отправлена в этом месяце – семьдесят четыре только за эту неделю: некоторые написаны в рабочее время, но в основном – из дома. Звонил он днем, а писал вечером – судя по времени, порой лежа со мной в кровати. Например, в среду вечером, когда мы обсуждали поездку в Париж. Я привыкла к тому, что он постоянно прикован к своим многочисленным гаджетам, привыкла к постукиванию пальцев по экрану и наивно полагала, будто все переписки связаны с работой. Ну и дура!

Я взяла Селорма на руки и пошла вниз. В гостиной мама смотрела нигерийский фильм. Я передала ей ребенка и спросила, где Эли.

– Во дворе. Афи, что случилось?

– Ничего.

Миновав миссис Адамс на кухне, я вышла на задний двор, где сидел Эли, – на лице выражение, похожее на испуг. Я села напротив и положила его телефон на стол. Когда он заметил, что гаджет разблокирован, испуг на лице превратился в настоящий ужас.

– Прости. Я не хотел, чтобы так вышло. Мне очень жаль, – проговорил он тихим голосом, избегая моего взгляда.

– К чему мне твои извинения, Эли?

– Мы с этим справимся.

– Ты вообще собираешься ее бросать?

– Афи, давай не будем…

– Ладно, женись на мне, – выпалила я отчаянно.

– Что?

– Я сказала, женись на мне! Поедем в понедельник в церковь. Отец Виздом обвенчает нас за полчаса.

– О чем ты? В понедельник мы улетаем.

– Улетим во вторник. Самолеты летают в Париж каждый день, а с тебя даже процент не снимут за обмен билетов, ты сам говорил.

– Афи, почему?.. Сейчас не время…

– Сейчас самое время. Если ты меня любишь, давай обвенчаемся.

– Афи, ты же знаешь…

– Хватит! Перестань! Не хочу больше слышать о том, как ты все уладишь, со всем разберешься! Ничего больше не хочу слышать. Просто скажи честно: ты женишься на мне в церкви или нет? Хотя бы раз, Эли, скажи мне правду!

Тяжело вздохнув, он откинулся на спинку садового стула, чьи ножки глубже провалились в почву. Посмотрел на телефон у себя на коленях, затем вновь поднял взгляд на меня.

– Я не могу, Афи, не могу с тобой венчаться. Мне очень жаль. – Его голос дрожал.