Читаем Новая агломерация полностью

Необходимость встречи с таинственной Ириной Сергеевной меня очень угнетала. Мало того, что вечерами было никак не успокоиться, так и ночью, стоило проснуться, мысль о предстоящей непонятной беседе тотчас возникала и уже не отпускала целый день. Сомнения, сомнения… Однажды, совершенно измучившись, я неожиданно решился и пришёл в знакомый злосчастный зал. А впрочем, это несправедливо, почему я так его назвал? Ничего плохого там мне не сделали, ну, разве что впечатлили сильно, отодвинув на время мои грустные мысли. А ведь действительно, стоило возникнуть новой проблеме, как старая чудесным образом преобразилась и, из абсолютной и единственной, превратилась в просто проблему. Представьте, стоите вы в Питере на Дворцовой площади в обнимку с Александровской колонной. Ничего другого вокруг, понятно, не видите, поскольку упираетесь носом в холодный гранит. И громада её чудовищная готова вас раздавить. Но стоит отойти на сто шагов и вот, она видится уже не столь большой, хотя истинных своих размеров не потеряла, огромна по-прежнему, и как была холодная так и осталась… А на другом берегу Невы вдруг замечаешь огромные Ростральные колонны (читай — проблемы), их целых две. Так какая же из трёх главная? Вот, что бывает, стоит только посмотреть по сторонам, и здесь есть о чём подумать.

Найти Ирину Сергеевну (не уверен, что это её настоящее имя) труда не составило. Заметив меня в фойе театра, она склонила голову, что было, наверное, приветствием.

— Добрый вечер, — таинственная дама на меня выжидательно посмотрела — рада Вас видеть. К сожалению, у нас сейчас нет времени для беседы, мне вскоре нужно будет уйти… У Вас что-то срочное?

— Не срочное, но важное. Здравствуйте. Где мы можем с Вами поговорить, чтобы нам никто не мешал? Я даже не знаю сколько времени для этого понадобится, может быть я сбегу после первых же фраз…

Она не удивилась:

— Конечно, сбежите, можете не сомневаться! И, уверяю, бежать нам будет легко, я буду с радостью Вас сопровождать, — голос был приятный и её шутка меня немного успокоила — а увидимся после концерта, если хотите, на этом же месте.

Последующие мои размышления были какие-то отрывистые и путанные, как у пьяного:

— Мой путь пока безопасен и шаги на нём ни к чему не обязывают, — рассуждал я под музыку Шостаковича, сидя в последнем ряду партера. В это самое время на сцене мастер ударных инструментов стоял на том самом месте, где когда-то ночью оказался я и следовал партитуре, бросая редкие взгляды в зрительный зал. Не думаю, что он искал там меня. Хотя…


Давно опустели и погрузились во мрак чудесные старинные интерьеры, зрители разошлись, а мы всё сидели в театральном буфете, где к нам отнеслись с пониманием и оставили в покое.

— …Откуда вы так много обо мне знаете?

— Объяснить это непросто, Александр Павлович. Но вот понятный пример: видите, лежит на Вашем блюдечке чайная ложка. Вы сами туда её положили и уверены, что знаете о ней всё. Но белое блюдечко к ложке гораздо ближе; видит, чувствует и понимает лучше, буквально касается её и даже поддерживает. Мы — это самое блюдечко. Чистое и неприметное. Тот, кто кладёт ложку прямо на стол, остается без блюдечка. Надеюсь, понятно?

— Понятно… Значит, я сам вас выбрал?

— Правильно. Это Вы сами.

— А когда же это случилось?

— Вспоминайте. Самое незначительное событие, скорее всего очень давнее, могло Вас к этому подвести. А возможно, это было тяжелое переживание, невосполнимая потеря или даже акт насилия…

Я напрягся, почувствовав, что разгадка близка. Руки неприятно задрожали и мне пришлось положить их себе на колени. Неужели те избиения, которые случались дома после каждого неуспеха в школе тому причина? Неужели это тот ужас, когда казалось, что меня убивают, и сделал из меня послушное и безответное существо, неспособное к протесту? Или тот неизвестный мужчина, который, заговорив и запугав несмышлёного мальчика, над ним надругался? Или это женщины, оттолкнувшие меня навсегда и тем самым поставившие всем его переживаниям низшую оценку, напоминающую клеймо? Или нужно копать ещё глубже? Нет, это невыносимо. Нужно уйти отсюда быстрее…

Словно издалека я услышал голос:

— Вы так тяжело вздохнули…Что-нибудь получается?

— Сомневаюсь. А лучше сказать — не могу домыслить. Сил нет, как много сразу нахлынуло. Но вот, мне только что подумалось — может быть я бежал от своих демонов в ваши сады потому, что там я в безопасности? Да, пожалуй, так оно и есть… И что, зачем я вам такой никчёмный понадобился: даже в магазине чувствую себя изгоем — чтобы сделать простую покупку, ботинки купить к примеру, прошу кого-нибудь побыть со мной. И вам нужен совет такого человека? — я почти кричал.

— Именно такого человека. Именно ударенного жизнью и желающего подняться. У него уже есть смутное понимание того, что следует искать — мы достаточно прозорливы чтобы разглядеть в нём это. Но точно назвать нашу цель по имени пока не можем, ибо сами блуждаем…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вдребезги
Вдребезги

Первая часть дилогии «Вдребезги» Макса Фалька.От матери Майклу досталось мятежное ирландское сердце, от отца – немецкая педантичность. Ему всего двадцать, и у него есть мечта: вырваться из своей нищей жизни, чтобы стать каскадером. Но пока он вынужден работать в отцовской автомастерской, чтобы накопить денег.Случайное знакомство с Джеймсом позволяет Майклу наяву увидеть тот мир, в который он стремится, – мир роскоши и богатства. Джеймс обладает всем тем, чего лишен Майкл: он красив, богат, эрудирован, учится в престижном колледже.Начав знакомство с драки из-за девушки, они становятся приятелями. Общение перерастает в дружбу.Но дорога к мечте непредсказуема: смогут ли они избежать катастрофы?«Остро, как стекло. Натянуто, как струна. Эмоциональная история о безумной любви, которую вы не сможете забыть никогда!» – Полина, @polinaplutakhina

Максим Фальк

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Ход королевы
Ход королевы

Бет Хармон – тихая, угрюмая и, на первый взгляд, ничем не примечательная восьмилетняя девочка, которую отправляют в приют после гибели матери. Она лишена любви и эмоциональной поддержки. Ее круг общения – еще одна сирота и сторож, который учит Бет играть в шахматы, которые постепенно становятся для нее смыслом жизни. По мере взросления юный гений начинает злоупотреблять транквилизаторами и алкоголем, сбегая тем самым от реальности. Лишь во время игры в шахматы ее мысли проясняются, и она может возвращать себе контроль. Уже в шестнадцать лет Бет становится участником Открытого чемпионата США по шахматам. Но параллельно ее стремлению отточить свои навыки на профессиональном уровне, ставки возрастают, ее изоляция обретает пугающий масштаб, а желание сбежать от реальности становится соблазнительнее. И наступает момент, когда ей предстоит сразиться с лучшим игроком мира. Сможет ли она победить или станет жертвой своих пристрастий, как это уже случалось в прошлом?

Уолтер Стоун Тевис

Современная русская и зарубежная проза