Новая эпоха. От конца Викторианской эпохи до начала третьего тысячелетия

Норвегия сделала все от нее зависящее для сохранения нейтралитета, но рейх все равно вторгся туда. Союзники отправили флот для противодействия немецким военным кораблям, продвигающимся по фьордам, но вскоре вынуждены были отозвать его. Первое активное взаимодействие Британии с врагом завершилось унижением при Нарвике. 7 мая обстановка в палате общин очень накалилась. Ллойд Джордж открыто призвал Чемберлена «поступиться государственными печатями». Перед тем как поставить вопрос на голосование, лейборист Герберт Моррисон напомнил парламенту, что поражение будет «фатально и чудовищно для этой страны и вообще для будущего человечества». Самое знаменитое высказывание принадлежит Лео Эмери, который, цитируя Кромвеля, произнес: «Во имя Господа, идите». Однако, пожалуй, весомее всего остального прозвучали суровые и краткие упреки сэра Роджера Киза, героя прошлой войны, по этому случаю облачившегося в полную военную форму. Его отказ обвинять в провале какого-то отдельного человека или партию и простое заявление, что «это вина не одного только флота», говорили сами за себя. Что до Черчилля, то в день объявления войны его вновь назначили первым лордом Адмиралтейства, и он, невзирая на личные сомнения, чувствовал себя обязанным защищать правительство, которое до сих пор неустанно ругал. Когда объявили результаты голосования, кабинет обнаружил, что его парламентское большинство сократилось до двузначных чисел. Полное фиаско – разве только никто его так не назвал.

10 мая Чемберлен спросил Клемента Эттли и либералов, согласятся ли они на участие в коалиционном правительстве. Вежливо, но твердо Эттли ответил, что не может принять решения без консультации с Национальным исполнительным комитетом; комитет же подтвердил, что лейбористы не станут сотрудничать с Чемберленом в качестве премьер-министра. Уже несколько месяцев за спиной главы кабинета раздавалась издевательски переделанная школьная песенка «Не уступишь ты сейчас, пролетишь опять на раз»[62], но теперь он мог принять поражение с достоинством. Этим же вечером премьер подал в отставку. Все считали лорда Галифакса более надежным, чем Черчилль, но сам он понимал, что не ему вести за собой нацию в такие времена; Черчилль же незамедлительно сформировал военный кабинет из представителей всех партий и движений.

В день отставки Чемберлена немецкие войска вторглись на территорию Бельгии и Франции. Черчилль в палате общин предрек только «кровь, пот и слезы». Все это вскоре хлынуло потоком: Британский экспедиционный корпус, отправленный во Францию в сентябре 1939 года, спешно отступал к побережью. Британия находилась в изоляции, и поражение казалось весьма вероятным, но Галифакс считал, что из руин чести можно извлечь мирное урегулирование. 25 мая 1940 года он предложил обратиться к Италии с просьбой быть посредником между Британией и Германией. Многие в кабинете министров восхищались Муссолини, в том числе Черчилль – уж конечно, дуче сумеет смягчить требования немецкого лидера. В последующие дни Черчилль оставил итальянский вариант открытым, но, глядя, как его министры склоняются к заключению позорного мира, в конце концов вспомнил о долге и отваге. 28 мая он обратился к 25 членам кабинета: «Если долгой истории нашего острова суждено закончиться, то пусть это произойдет, когда мы все поляжем и захлебнемся в собственной крови».

10 июля 1940 года произошли первые воздушные налеты – немцы наконец объявились. Вызывающие ужас бомбардировщики типа «Юнкерсов Ю-88» обрушили огонь на британские крупные города и порты, а шустрые «Мессершмитты Бф-109» сражались с воздухе с «Хоукер Харрикейнами» и «Спитфайрами». Многие вообще изумлялись, как страна смогла пережить такую атаку. Сотни тысяч мирных жителей погибли, радары оказались бесполезны, а Королевские ВВС не могли тягаться с непобедимым люфтваффе. И все же к концу лета 1940 года Британии удалось рассеять вражескую авиацию, превзойти ее по огневой мощи и достичь боевого перевеса над люфтваффе, которое вынуждено было прекратить налеты на страну, ограничившись лишь столицей. Настала очередь Лондона.

В то время многие иностранцы видели в «духе блица» чудо, явленное коллективной душой народа. С 7 сентября 1940-го до 11 мая 1941-го днем и ночью немецкие воздушные силы пытались разрушить Лондон. Помимо очевидной цели – доков Ист-Энда, – снаряды летели в собор Св. Павла, Букингемский дворец, Ламбетский дворец[63] и здание парламента. Пабы тоже получали свою долю внимания врага. Один очевидец вспоминал, как после очередного налета из помещения паба хлестал алкоголь и как «старик с кружкой собирал его из уличной канавки». В такие стесненные времена картина вызывала скорее не отвращение, но горестное восхищение.