Население в целом далеко не всегда откликалось на призывы правительства. Лондонцы часто отмахивались от указаний соблюдать осторожность и, несмотря на смерти и сожженные жилища, на горе и страх, вели себя как люди несломленные. Работали танцевальные залы, народ толпился в пабах, на улицах играли не вывезенные в эвакуацию дети. Никто не знал, когда случится следующая бомбежка, и все полагали, что нет большого смысла беспокоиться о ней. Со временем жители города начали воспринимать «блицевание» как еще одно проявление плохой погоды. При этом, в отличие от нацистов, которые злостно игнорировали нужды слабых и беспомощных, Британия занималась обеспечением их безопасности. Рассказы о возможных последствиях воздушных налетов ходили среди людей уже несколько лет; беззащитных следовало любой ценой переправить в тихие места. Массовую эвакуацию детей из крупных городов затейливо назвали операцией «(Гаммельнский) Крысолов».
Планы по вывозу детей разрабатывались задолго до объявления войны; Болдуин лично предупреждал нацию об опасностях воздушных налетов. Гражданская война в Испании показала степень разрушения городов при бомбардировках с воздуха. К тому же снаряды разбивали и сердца – ничто так сильно не деморализует, как смерть детей. Все это было ясно изложено в листовках, брошенных в каждый почтовый ящик страны в июле 1939 года:
Мы должны позаботиться о том, чтобы враг не достиг своей главной цели – появления паники, полной дезорганизации гражданской жизни. Одна из первых возможных мер для предотвращения этого – перемещение детей из наиболее опасных районов. Схема исключительно добровольная, но очевидно, что детям будет безопаснее и лучше вдали от больших городов, представляющих наибольшую угрозу.
Для целей эвакуации страну разделили на три больших региона: «зоны опасности», «нейтральные области» и «принимающие области». Опасными зонами считались районы крайней важности для нации, а следовательно – для врага: крупные города, порты, фабрики и промышленные комплексы. В нейтральные области входили маленькие городки, большие поселки и пригороды, а вот в принимающие – исключительно сельская местность. Родителям и детям предписывалось всегда держать наготове противогазы – в небольших коробках, которые вешались на шею. На самом деле газовых атак так и не последовало, но тот факт, что их ежеминутно ожидали, говорит о многом.
31 августа 1939 года Министерство здравоохранения выпустило директиву о «Незамедлительной эвакуации». Войну еще даже не объявили. Эвакуированная в те дни Айрин Уэллер вспоминала, как матери стояли у дверей и «плакали, пока мы шли к вокзалу… Проходя мимо нашего дома, я сказала братьям: “Главное, ни за что не оборачивайтесь”. Я знала, что на крыльце будет стоять мама и махать нам рукой». Все смотрели прямо вперед и плакали. Предполагалось, что за три дня, отведенных на эвакуацию, нужно будет вывезти примерно 3,5 миллиона детей; по факту их оказалось около 1,9 миллиона.
Многие дети очутились там, где их не ждали. Энглси готовился встречать 625 ребят, а получил 2468. Нередко случались культурные столкновения: например, девочке-англичанке, отправленной в валлийскую деревню, пришлось учить чужой язык. Как выразился социолог Ричард Л. Титмусс, «тут и встретились город и деревня, критически настроенные по отношению друг к другу».
И все же бытовые неудобства воспринимались как несущественные на фоне тяжелого чувства, что ты сам – ходячее неудобство. Весьма слабо утешал тот факт, что люди терпели это неудобство охотнее, если ты обладал привлекательной внешностью. Сьюзан Уотерс, 21-летняя учительница, прибывшая в Бедфорд из лондонского района Уолтэмстоу, описывала сцену, «более всего напоминающую рынок по продаже скота или рабов». Несколько женщин положили глаз на «двух светленьких голубоглазых девочек», а фермеры-мужчины меряли взглядом мальчишек, прикидывая, годятся ли они к работе. Джон Уиллс из Баттерси подметил: «Если девочка была похожа на Ширли Темпл[64]
, ее забирали сразу». Какая-то дама проверяла головы эвакуированных детей и осматривала их рты. Тут наконец вмешалась помощница и избавила ребят от дальнейших унижений. «Они, конечно, из Ист-Энда, – сказала она, – но вообще-то тоже люди. Это дети, а не животные». У эвакуированных городских детей едва ли имелась подходящая для деревни амуниция. К примеру, почти ни у кого не было годной обуви. Ливерпуль вообще скоро получил прозвище «город резиновых подошв»: у родителей зачастую не было денег на что-то более крепкое, чем легкие парусиновые туфли на резиновой подошве, а в условиях деревенской грязи такие «тапочки» – вещь бесполезная.