Но все эти бури бушевали далеко за морями, а на родине царило спокойствие. Спустя считаные недели после отставки Черчилля Иден с полной готовностью объявил выборы. Его уверенность оправдалась. 26 мая 1955 года консерваторы вновь одержали победу: 345 против 277 лейбористов. Среди прочих соображений стоит сказать, что результаты выборов явились чем-то вроде воздушного поцелуя новому премьеру. Мандат был в равной степени политическим и личным. Популярность Идена произрастала из его скромных манер, отсутствия открытого джингоизма и того факта, что с виду он не принадлежал к «старой гвардии». Эпоха пламенной риторики и титанических личностей сошла на нет, на смену ей пришла эра добрых намерений и пламенного рвения в делах. Люди приветствовали непринужденное и неформальное обаяние.
А то, что Иден – плоть от плоти «старой гвардии», ибо учился и практиковался в той системе, просто не замечали. Да и вообще, ведь все старые дрязги растворились в процессе послевоенного устройства, не так ли? Ибо хотя это десятилетие физически оказалось консервативным, оно оставалось лейбористским по духу. Ирония заключалась в том, что тори управляли страной в период, явно принадлежащий трудящимся и труду, но осознать эту иронию не хватало времени и желания почти никому, начиная от государственных деятелей и мыслителей и заканчивая домохозяйками и рабочими. Опять и снова – у них было полно других забот. Непрерывно стоял вопрос о еде, воде и крыше над головой. И кроме того, как вообще наладить жизнь и достичь благополучия? Стиральная машинка – вот неплохое начало.
36
Игры и игроки
Бытовая техника (или так называемые «белые штуки») медленно и неуверенно внедрялась в британское домохозяйство. Великолепие «трудосберегающих» устройств не всегда было очевидно, но стиральная машинка точно помогала замотанной хозяйке. Медленно, но старательно она крутила и болтала белье, которое потом проворачивалось через автоматический или ручной отжимный каток. Наступила эра современных удобств. Англичане сокращали термин до
Некоторые старинные традиции возрождались, нарядившись в новые одежды: семьям пропагандировали подход «сделай сам». И еще долгое время после того, как закончились суровые годы, люди не бросали древнего искусства домашних заготовок. Этого следовало ожидать: холодильники стоили дорого и занимали слишком много места. К тому же в климате, столь далеком от субтропиков, не сразу становилось ясно, какой от них прок, но на волне растущего благосостояния внедрялись и они тоже.
Однако тут крылась ловушка: все эти приспособления не всегда создавались с расчетом на долговечность. Прискорбное положение дел, но, вероятно, неизбежное, учитывая, что Британия превращалась из экспортирующей страны в потребляющую. Опрос 1953 года показывает, что домохозяйки главным образом беспокоились, проживет ли техника достаточно долго, и со временем выяснялось, что нет. Рынок кренился в пользу продавцов, интересы поставщиков и потребителей противоречили друг другу.
Что еще нового бросалось в глаза в 1950-х, так это появление сначала молочных баров, а затем – кофеен. Англичане с незапамятных времен пили исключительно чай; в конце концов, именно он спас страну от помешательства на джине в начале XVIII века, и он же служил общепринятым напитком нации, которой приписывалась врожденная флегматичность. Кофе так и не получил широкой популярности в народе, оставшись уделом интеллектуалов, смутьянов и политиканов.
Как это часто случается, ситуацию изменили иммигранты – в данном случае итальянцы. Кофейни, где жизнь крутилась вокруг яркой и бодрой эспрессо-машины, сначала появились в Сохо, затем по всему Лондону и по всей стране. На первый взгляд, новые заведения не имели ничего общего с кофейнями XVIII века, однако преемственность проявлялась даже в различиях: трубочный табачный дым сменился дымом сигаретным, телесные запахи – кухонным смрадом, а политика – музыкой.