Стали заметны и другие признаки зарождающегося благоденствия. В 1954 году отменили нормы на мясо, военная аскеза наконец закончилась. Еще один росток пробился 14 сентября того знаменательного года – в Лондонском районе Кидбрук распахнула свои двери первая общеобразовательная школа. Система среднего образования, введенная всего-то десятилетие назад, уже подвергалась критике. В 11-летнем возрасте детей распределяли по трем видам школ: средние классические (или грамматические), средние современные и технические колледжи. С точки зрения английского менталитета, привилегии необходимо было заслужить. Парадокс это или нет, но здесь мы можем разглядеть тот же порыв, что побудил Уильяма Уикема в XIV веке открыть школу для мальчиков, росших в стесненных обстоятельствах, но жадных до учения. Нужно заметить, ни Эттли, ни его преемники в 1950-х даже не пытались позакрывать частные школы. Возможно, они испытывали бо́льшую ностальгию по учебным годам, чем некоторые последующие премьер-министры. Что могло быть лучше введенной лейбористами в 1940-х школьной меритократии, если смотреть с этих позиций? Если уж вводить всеобщее образование, нужно признать простой факт: у разных учеников разные способности. Пусть головастые идут постигать науку, а рукастые осваивают рабочие профессии. Провалил экзамены для одиннадцатилетних – что ж, значит, тебя ждут иные задачи, зачастую более важные для общества.
Первое возражение кроется в самом названии экзаменов. Действительно ли мудро, справедливо и вообще разумно определять будущее ребенка, когда ему всего одиннадцать? Второе сводилось к тому, что дети, провалившие экзамен, не могли не воспринимать это как провал и не выражать это каким-то образом. Средние современные школы стали своего рода медвежьими ямами для тех, кому не повезло. Третье заключалось в том, что, несмотря на явную пользу технических колледжей для многих, их роль плохо очерчена, вследствие чего они получают меньше финансирования. Вскоре они исчезнут вовсе, и даже теперь эта идея в истории образования лежит в безымянной могиле.
Год был многообещающий. 2 февраля 1954 года правительство объявило, что потратит 212 миллионов фунтов стерлингов на развитие дорог, включая первые скоростные шоссе. В том же месяце оно отчиталось о строительстве 347 тысяч новых домов за предыдущий год. Дома, хоть и странные на вид, были крепкими, добротными и зачастую – треугольными, особенно в пригородах Лондона.
Пока материальные пути-дороги Англии расширялись и крепли, привычные моральные установки становились все более хрупкими и уязвимыми. 13 июля за убийство любовника казнили Рут Эллис – она стала последней женщиной, повешенной в Британии. Спокойное мужество, с которым она решила признать вину, произвело на публику большое впечатление. Когда прокурор спросил, действительно ли она намеревалась убить любовника, она ответила: «Это же очевидно; раз стреляла – значит намеревалась убить». Прямо как в XVIII веке, она тщательно нарядилась на суд и даже покрасила волосы. Началась кампания за отмену приговора, но она не пожелала в этом участвовать. Палач Альберт Пьерпойнт позже писал, что не чувствовал ни йоты сожаления во время ее казни. Разумеется, факты говорили против нее, но они же говорили против многих мужчин.
Казнь Эллис пробудила спящего великана – заговорили вообще о справедливости высшей меры наказания. Кабинет по этому вопросу разделился. Палата общин выступала за отмену смертной казни в 1956 году, однако лорды проголосовали против. Когда же Пьерпойнт подал заявление на должность официального палача, ему пришлось объяснить, что таковой не существует, дескать, это как-то не по-английски. Рэб Батлер, министр внутренних дел в 1957 году, поначалу не примыкал к аболиционистам, но затем, когда ему пришлось делать выбор между чьей-то жизнью и смертью, испытал весьма ощутимые мучения. «Каждое решение, – писал он, – означало, что мне придется запереться на день или два… К концу моего пребывания во главе министерства я начал понимать, что эта система не должна существовать вовсе, и нынешним министрам очень повезло, что их лишили чудовищной власти выбирать между жизнью и смертью».
Закон об убийствах 1957 года явился компромиссом, не удовлетворившим никого, менее всех – человеколюбивого Батлера. Акт основывался на концепции, что наказание присуждается не по заслугам, а в качестве назидания другим. Юридическая и моральная непоследовательность такого подхода проявится очень скоро, и всего через несколько лет правительству придется выбирать, что делать с этой петлей – распутывать ее или разрубать.