«Мы не сдадимся пулям и бомбам», – заявила Тэтчер в 1983 году, но если бы она все же сдалась, никто бы не удивился. ИРА усиливала натиск, все больше надавливая на нерв британских страхов. Погибли два члена Ирландской службы безопасности, был убит лоялистский политик; атаке подвергся универмаг Harrods, символ английского процветания, теракт унес жизни шести человек. С конца 1970-х ИРА становилась все активнее. После бомб, взорвавшихся в 1976 году в Гилдфорде и Бирмингеме, лейбористы отменили политический статус для тех, кто был причастен к террористическим актам, и Тэтчер придерживалась этой же политики. «Не может быть и речи о даровании политического статуса, – сказала она. – Преступление – это преступление, и точка». ИРА была самой известной, но далеко не всегда самой жестокой из террористических группировок на севере острова, но если любое зверство приписывали всегда ей, то винить в этом нужно было только ее саму. Даже если отбросить нравственную сторону вопроса, принести «войну» на территорию Англии – большая политическая глупость, и уж руководству-то следовало это понимать. Однако ИРА все еще испытывала героический подъем на волне гибели участников голодовки 1981 года[119] (эта история в том числе увеличила финансирование из США). Впрочем, после взрыва в Брайтоне прямые попытки нападения на премьер-министра прекратились. «Сегодня нам не повезло, но помните, нам хватит одной удачи. А вам придется быть везучими всегда», – заявило руководство ИРА. Пустое бахвальство.
Теракт произошел в период переговоров с Ирландской республикой. Хотя все согласились, что он никак не должен повлиять на процесс, Тэтчер не испытывала большого желания искать «умиротворения». Ее коллега с ирландской стороны Гаррет Фицджеральд проявлял мягкость и исходил из лучших намерений, но ему все же приходилось блюсти интересы своего народа. Снова и снова Тэтчер отвергала любые предложения об исполнительной или хотя бы консультативной роли республики в делах Ольстера. По правде сказать, она совершенно не понимала Ирландию и не знала ее историю. Как-то она высказалась вслух в том смысле, что, возможно, католикам будет лучше, если они просто переселятся в южную часть острова. Разве такое уже не происходило? Да, ответили ей, правда, при Кромвеле. К тому же лоялисты в основном исключались из процесса – факт, который тут же припомнил преподобный Иэн Пейсли.
Переговоры тем временем продолжались, и 15 ноября 1985 года стороны подписали англо-ирландское соглашение. Сегодня взаимные уступки в договоре выглядят косметическими, но для того времени они радикальны. Ирландской республике дали их вожделенную «консультативную» роль в Северной Ирландии, оговорив, что в конституцию территории нельзя вносить правки, если за них не выскажется большая часть населения. Британцам такая возможность представлялась весьма отдаленной, в отличие от ирландцев, которые знали, что демографические тенденции на северо-востоке скорее приближают эту вероятность.
В то время как Тэтчер выказывала мало интереса к Ирландии, ее коллега в Вашингтоне, напротив, проявлял самое живое участие в проблеме. Собственно, Рональд Рейган больше всех и вложился в англо-ирландское соглашение. Два политика происходили из очень разных пород. Рональд Рейган получил свой пост благодаря сочетанию легкого и непринужденного обаяния и столь же ненатужного патриотизма, но его не отличал острый интеллект. Позднее, когда Тэтчер задали вопрос, за что же она так высоко ценила человека, которого никогда не включила бы в свой кабинет, она ответила: «За то, что Рон инстинктивно понимал величие и предназначение Америки». В представлении рядовых граждан два хладнокровных воителя были неразделимы, но кое в чем их подходы разнились. С точки зрения Тэтчер, ядерное оружие служило незаменимым гарантом свободы и мира. Разве доктрина неизбежного взаимоуничтожения не удерживала «медведя» в клетке? Рейган же считал ядерные ракеты необходимым злом. Говорят, он как-то воскликнул на одной встрече: «Почему бы нам просто не уничтожить ядерное оружие?»