Новая эпоха. От конца Викторианской эпохи до начала третьего тысячелетия

Дальше началась поразительная история. «Гарри Поттер» стал потрясающим феноменом, способным менять представления о том, как нужно читать и понимать книги. Сюжет саги нетрудно изложить кратко. Гарри Поттер, полукровка-волшебник, должен одолеть лорда Воландеморта, убийцу своих родителей и потенциального завоевателя мира магов. Этот мир существует по соседству с нашим, а попасть в него можно через Платформу 9 и 3/4 на вокзале Кингс-Кросс. Фабулы каждой из книг серии создают систему сюжетных арок, так что все двусмысленные места из предыдущей части находят объяснение в следующих. В результате взгляд читателя все время устремлен вперед. Здесь можно уловить элементы «Золушки», «Гадкого утенка», школьных историй Дженнингса, «Властелина колец» и даже христианского Предания. Некоторые существа и персонажи, к примеру боггарты, единороги, призраки и тролли, известны нам по фольклору; другие могли появиться на свет только как производное тревожного конца XX века. Так, мы встречаем здесь дементоров – существ, погружающих жертв в состояние, зловеще напоминающее депрессию.

Критики, комментаторы и ученые ломают головы над беспрецедентным успехом серии. На одном уровне причина представляется довольно ясной: миф привлекает в равной степени ребенка и взрослого. Однако одного этого недостаточно. Возможно, в этих книгах древняя тема встречается с еще более древним мотивом: есть тайный наследник, чья избранность должна быть сокрыта от мира и даже от него самого. Чисто английская восприимчивость позволила это воплотить. В сущности, «Гарри Поттер» объединил две ранее отдельные ветви детской литературы – натуралистскую и фантастическую. Первая стремится показать борьбу ребенка за «самореализацию», тогда как вторая описывает участие ребенка в великой, даже вселенской борьбе. Неуверенный идеалист и сирота, очкарик Гарри – это любой человек, которого держит на плаву одно только стремление поступать правильно. Времена для этой истории настали как раз подходящие. Захватывающие и при этом никого не оскорбляющие книги были безупречно блэровскими, зажигательными, бесконечно изобретательными. На них выросло целое поколение.

* * *

Боснийская гражданская война вытянула все соки и силы из Мейджора, а толку добиться так и не удалось. Британский премьер выделялся среди других лидеров спокойствием и целеустремленностью и подготовил план примирения враждующих сторон, но исходил он из ошибочной предпосылки, что все будут действовать из лучших побуждений. Когда Дэвид Оуэн[136] подготовил схему разделения Боснии по этническим границам, сербы, в частности, наотрез отказались от нее: в их мире по-прежнему существовала Османская империя, и они называли боснийских мусульман «турками». Видный сербский священнослужитель заявил, что план Ванса—Оуэна «загонит сербов обратно в холмы». Наверняка для британцев все это слишком напоминало о проблемах в Северной Ирландии.

Операция «Ирма» – со всеми оговорками – казалась «светом после тьмы», как выразился один служащий ООН. Мейджор страшно возмутился, узнав о судьбе девочки Ирмы (Хаджимуратович), парализованной вследствие осколочных ранений от взорвавшегося сербского снаряда. Он приказал начать переброску раненых по воздуху, и операция набрала обороты. Когда правительство обвинили в его якобы показушной деятельности, министр иностранных дел Дуглас Херд сказал: «Лучше сделать что-то для кого-то, чем совсем ничего ни для кого». Решение администрации Мейджора ввести эмбарго на поставки оружия для всех воюющих сторон нанесло ущерб только боснийцам, у которых, в отличие от сербов и хорватов, не было соседей, готовых помочь.

В самой Британии тоже сорвались с цепи садизм и насилие – тем страшнее, что все происходило очень по-домашнему. В Глостере обнаружили, что некто Фред Уэст закопал у себя во дворе и других местах тела множества девочек и женщин, включая собственную дочь. Сам Уэст повесился в тюрьме. Розмари, его жену, приговорили к десяти пожизненным срокам. Их дом сровняли с землей – единственный уместный мемориал.