Новая эпоха. От конца Викторианской эпохи до начала третьего тысячелетия

Как во внутренней, так и во внешней политике за заявлениями Болдуина часто следовали некие действия. Так, Британская имперская выставка, работавшая в 1924–1925 годах в лондонском районе Уэмбли, сразу задумывалась как дорогостоящий пропагандистский ход. Напичканная символами мира и единства в британских колониях, она имела официальной целью «укрепить связи между страной-матерью и ее сестрами и дочерьми». Во многих залах демонстрировались достижения британских художников и инженеров, устраивались военные показы и музыкальные представления, а в других павильонах колонии и доминионы знакомили со своими типичными товарами и традиционными ремеслами. Посетители за несколько часов могли пересечь весь земной шар по дорогам, названным в честь имперских героев вроде сэра Фрэнсиса Дрейка. Расположив могущественную мать-Британию в центре экспозиции, устроители также имели в виду раздуть угасший огонь имперской гордости среди английских низов. Задача эта в послевоенное время представлялась сложной: интеллектуалы не переставая критиковали империализм, а сепаратистские движения на разных территориях могли похвастаться немалыми успехами.

На церемонии открытия выставки король Георг V произнес речь, которую услышали по радио 10 миллионов человек – первый из многих примеров, когда монарх использовал радиовещание для пропаганды единства империи. Георг выразил надежду, что выставка принесет долгосрочную пользу как самой стране, так и «человечеству в целом». На Имперской конференции Британской империи в 1926 году тори сосредоточились на первой цели и продвигали идею самоуправления колоний. По итогам встречи были пересмотрены взаимоотношения между Британией, Канадой, Южной Африкой и Свободным Ирландским государством: теперь эти страны определялись как «автономные сообщества в рамках Британской империи, равные по статусу и никаким образом не подчиняющиеся друг другу». Британский парламент более не регулировал ни один аспект внутренних и внешних дел названных доминионов, все вопросы теперь решались их выборными органами.

В 1926 году вице-королем Индии назначили относительно либерального лорда Ирвина, полагавшего, что Индии со временем тоже нужно даровать статус доминиона. Новый наместник быстро установил сердечную дружбу с индийским лидером Махатмой Ганди, еще недавно отбывавшим наказание в тюрьме по обвинению в подстрекательстве к мятежу. Поводом для его заключения стала координируемая Ганди кампания «несотрудничества», когда тысячи индийцев бойкотировали британские товары и организации. Болдуин чувствовал, что индийский национализм становится непреодолимой силой; назначение вице-королем Ирвина ясно свидетельствовало об этом.

* * *

Мощный вызов умиротворяющей политике Болдуина не заставил себя ждать. Промышленный сектор английской экономики уже давно пребывал в упадке, а экспорт снизился еще больше со времен послевоенного спада. Решение Черчилля вернуться к золотому стандарту укрепило фунт стерлингов и удешевило импортные товары, но английский экспорт подорожал, и продать английскую продукцию на международных рынках стало еще сложнее. В угольной, кораблестроительной, металлургической и хлопковой отраслях копились огромные долги, ветшало оборудование, падали доходы и за неимением работы отстранялись работники. Неизбежно возникали споры, до какой степени государству следует вмешиваться в экономику ради поддержки этих отраслей и занятых в них людей. Война радикализировала характер англичан; то же произошло и с образом мыслей экономистов. Так, Джон Мейнард Кейнс считал, что государство должно играть активную роль в мирной экономике, а уровень оплаты труда – определяться не рынком, а стандартами справедливости. Помимо прочего неуклонно росло политическое влияние лейбористов и профсоюзов. В таком экономическом климате тори не могли и дальше считать рыночные законы «священной коровой».