Новая эпоха [с иллюстрациями]

– А вот тут, Максим, ты неправ. Я понимаю, здесь твоя страна, но пойми и ты – какая в Испании добыча? Только скот, которого хватает везде, да свирепые и непокорные рабы, за которых хорошей цены никто не даст. А на Востоке – богатые страны, и ты даже не представляешь себе, какую добычу там можно взять. Я вот недавно письма от друзей получил, так читал их и завидовал. Армия Луция Сципиона недавно вернулась в Италию, сам проконсул запросил у сената триумф, и любому понятно, что отказа ему в этом не будет. Ты только представь себе, какие сокровища он провезёт по улицам Рима в своём триумфальном шествии! И это ведь – только то, что он сдаст в казну, а сколько он раздаст солдатам? И сколько прилипло к рукам самих Сципионов, их друзей и приближённых? Но больше всего я завидую даже не тому из моих друзей, который в сципионовской свите, а другому, который служит в армии нынешнего консула – Гнея Манлия Вольсона. Вот кто уж точно вернётся домой богатеем! А кто он там такой? Ведь младший военный трибун, как и я! Вся разница между нами – в том, что он попал служить в Азию, и его командир – Гней Манлий! Вот он – правильный командир! Ходит по Азии и дерёт с варваров немалые контрибуции за то, чтобы в нарушении условий мира их не обвинить и войну им за это не объявить, а кто не платит – тем её объявляет. С галатами вон недавно повоевал – тяжело было, так зато какую добычу взял! И свою мошну набивает, и войску даёт разжиться, не требуя строгого отчёта и закрывая глаза на шалости – я не удивлюсь, если даже простые солдаты из его армии вернутся домой богаче меня…

– То, что легко пришло – обычно легко и уходит, – заметил Трай.

– Это – да, – кивнул Авл, – Друг пишет, что уже сейчас, на зимних квартирах, многие успели промотать всё, что добыли. Ну так зато КАК пожили! Спали на роскошных ложах с роскошными наложницами, пировали так. как нам с вами и не снилось, за вечер проигрывали в кости – или выигрывали, тут уж как кому везло – суммы, равные годовому жалованью! Им будет о чём вспомнить и чем похвастаться перед друзьями и соседями!

– Единственная радость в жизни! – хмыкнул я.

– А что делать, когда другой нет? Но ведь не все же такие моты и транжиры, верно? Многие наверняка вернутся домой обеспеченными людьми, а кто-то – и ОЧЕНЬ обеспеченным. Я не знаю, хватит ли мне денег хотя бы на избрание квестором, а друг всерьёз рассчитывает теперь не только на квестуру, но и на эдильство. А надеется – если повезёт и ещё как следует разживётся – и на претуру. Вот что значит, человек попал служить в правильное место и к правильному командиру! А ты тут торчи в этой нищей дыре, рискуй жизнью, как и там, да так же, как и там, набивай свою мошну – только пылью вместо серебра с золотом, которые тебе здесь не по чину!

– Так уж прямо и пылью? – не поверил я.

– Сам Брут – и тот наживается не столько на подношениях, которые не так уж и роскошны, сколько на продовольственных поставках по заниженным ценам.

– Союзники платят одну двадцатую урожая и приплода скота в виде налога и обязаны продать столько же по твёрдой цене, если наместник потребует, – объяснил мне кордубец, – Данники, не обязанные служить – вдвое больше. А цену назначает наместник, и какую назначит – по такой и изволь продать. Себя он, естественно, не обидит. Бывает, что половину от справедливой цены назначит, бывает, что и треть. А его квестор в отчёте для сената проставит полную цену, и разница – сам понимаешь.

– И никто не жалуется в Рим?

– Если наместник не превышает положенной доли в двадцатую или десятую часть, то для каждой общины убыток не так велик, чтобы имело смысл жаловаться – на поездку жалобщика в Рим, проживание там и ведение судебного дела уйдёт не меньше. Да и ждать придётся не менее года – ведь пока наместник не сложил с себя полномочий, он как обладатель империума неподсуден. Поэтому до тех пор, пока в подобных поборах соблюдается разумная мера – их терпят.

– Но достаются эти денежки претору с его квестором, а войско их не видит, – хмыкнул римлянин, – Вот и как тут поправить свой достаток? То ли дело богатый и привычный к непомерным поборам Восток! Мы тут с вами сейчас кашу есть будем, а друг о таких пирах в Азии пишет – я вам даже пересказывать его описаний тех пиров не стану, чтобы настроения вам не испортить…

Каша у военного трибуна – ячменная, вроде нашей перловки – оказалась очень даже приличной. Щедро сдобренная и оливковым маслом, и тем же самым салом, которое в ней получилось не столько варёным, сколько печёным, а это ведь уже совсем другое дело. Даже мои спиногрызы стрескали свои порции с аппетитом, да и траевский носа не воротил.

– Вы тут, говорят, рыбу Бруту с моря привезли аж в два человеческих роста и страшно вкусную, а его повар проболтался, и весь лагерь слюну пускал. Так он даже нас, военных трибунов, есть её не пригласил – всю втроём за несколько дней слопали, с легатом и квестором. Что хоть за рыба-то была?

– Осётр холодного копчения, – просветил я его, – И не в два человеческих роста, а чуть больше одного.