Новая имперская история Северной Евразии. Часть I

Прежде всего, очевиден стратегический характер выбора союзника: Галицко-Волынское княжество граничило на севере с удельным Городенским княжеством Полоцкой земли. Если исчезновение упоминаний этого княжества в русских летописях после 1183 г. означает его поглощение Литвой — наряду с другими полоцкими территориями, соседствовавшими с Аукштайтией или даже включавшими часть ее, — то это значит, что вожди Литвы были озабочены безопасностью своих новых южных границ, заключая договор с Галицко-Волынским княжеством. Со всех других сторон Литва была окружена сравнительно пассивными соседями: балтскими племенами на западе, полузависимым от нее Полоцким княжеством на востоке. А на север и северо-восток (в Ливонию и новгородско-псковские земли) была направлена собственная литовская экспансия. Другим важным отличием договора 1219 г. было то, что его подписал не один князь — предводитель похода (как было в случае договора с Рижским епископом в 1201 г.), а более двух десятков, распределенных по старшинству и территориям (наподобие того, как подписывались договоры рѹських князей с Византией). Первыми перечисляются пять князей, очевидно, из Аукштайтии, при этом упоминается «старейший» — Живинбуд. За ними следуют два князя из Жемайтии («низовых» литовских земель к западу от «верхней» Аукштайтии, ниже по течению Немана), потом представители клана Рушковичей (семь имен), клана Булевичей (трое) и четыре «князя из Дяволты» (Девялтовского княжества вдоль реки Швентойи (Šventoji) к северо-западу от современного Вильнюса). В позднейшие эпохи Булевичи (Биллевичи, Billewicz) были известны как древний беларусский шляхетский (дворянский) род, Рушковичи (Рушкевичи) тоже могут идентифицироваться с беларускими именами и топонимами, известными по более поздним временам.

Многочисленные попытки доказать «исконно славянское» или «типично литовское» происхождение имен князей, упомянутых в договоре, не привели ни к каким однозначным выводам, поскольку достаточно близкие индоевропейские корни взаимодействовавших на протяжении столетий языков не позволяют с уверенностью говорить о том, в каком направлении шло заимствование в каждом конкретном случае. Скорее всего, подписавшие договор 1219 г. князья представляют Литву как широкую конфедерацию земель и различных балтских и славянских племен, сохранивших языческие верования (см. карту). Типичная для Северной Евразии ситуация кооперации разнокультурных сообществ, исповедующих разные племенные культы, когда человек, «дома сидя, знал пять языков» (как в Рѹськой земле), делает бессмысленным вопрос о «национальности» Литвы как политического образования. Литва этой эпохи — это не народ, а «земля», населенная сотрудничавшими разнокультурными группами (наподобие Рѹськой земли). Отсутствие единой официальной религии и книжной культуры не мешало, а помогало Литве расширяться за счет соседних территорий — точно так же, как культурная общность рѹських княжеств не препятствовала их дроблению и жестокому противоборству друг с другом. Уже к 1230-м годам Полоцкое княжество практически целиком перешло под контроль литовцев, и точно известно, что литовцы начали править княжеством, формально заняв полоцкий престол, по крайней мере с начала 1240-х гг. Даже если до этого полоцкими правителями еще оставались потомки рода Рюриковичей, им приходилось учитывать фактор литовского присутствия по соседству и даже на территории княжества. Таким образом, вдобавок к языческим славянским кланам, проживавшим в Аукштайтии и Жемайтии, к поликультурному населению Литвы присоединилось преимущественно православное и, видимо, славяноговорящее население будущей Беларуси, что не отменило политическое главенство балтских княжеских родов. Заключение договора с Владимиро-Волынским княжеством, постепенное поглощение Полоцкого княжества и попытки установить контроль над Торопецким княжеством на стыке смоленских и новгородских владений, приводящие к конфликтам с ними, в верховьях Даугавы — Западной Двины свидетельствуют о том, что Литва утверждалась как полноправный член Рѹськой земли.