Новая имперская история Северной Евразии. Часть I

Можно добавить, что синхронно, с середины 1180-х гг., на противоположном краю Евразийского континента происходила консолидация власти Темучина над племенами монгольской степи. Помимо этого случайного хронологического совпадения, складывание Монгольского улуса и Литовского княжества роднит то обстоятельство, что оба политических объединения достигли успеха, не порывая с «языческой» религией предков. Вероятно, как и в случае «окняжения» Рѹськой земли тремя веками ранее, создание масштабных политических конфедераций на основе элементарных «племенных» союзов скорее облегчалось отсутствием универсалистской нормативной картины мироздания. Это придавало территориальной экспансии сугубо «политический» характер «чистых» властных отношений, почти не связанных с доминированием чужого и чуждого культурного кода. По крайней мере, про монголов известно, что, глубоко почитая собственный шаманистический культ, они с уважением относились ко всем религиям. Оформление границ Рѹсьской земли также произошло до принятия христианства в качестве официальной религии, когда местные языческие культы уживались друг с другом и не препятствовался переход в монотеистические религии даже отдельным представителям княжеских семей. Другое дело, что в определенный момент и киевский великий князь Рѹськой земли, и правители улусов монгольской империи обнаружили необходимость принятия монотеистической религии в качестве официальной — «государственной» и государствообразующей. Это произошло тогда, когда внешняя торговая и военная экспансия перестали играть роль главного фактора, сплачивающего разнокультурное подвластное население, когда возникла необходимость создания внутренней мотивации единства и общего языка для выражения и распространения идей о смысле совместного проживания на определенной территории. До этого момента основным структурирующим фактором оставались внешние, чужие обстоятельства: границы провинций покоренных стран, уже существующие административные и экономические структуры и сети и т.п.

Этим объясняется то, что формирующееся Литовское княжество начинает действовать в рамках Рѹськой земли — христианской и, предположительно, даже на своих западных окраинах славяноговорящей, а не в «естественном» балтском племенном контексте. В том-то и дело, что, несмотря на необходимость преодолевать сопротивление более высокоорганизованных в военно-политическом и экономическом отношении рѹських княжеств, они предлагали для литовской политической самоорганизации готовую структуру и логику мобилизации ресурсов, а соседние балтские племена — нет. Гипотетическая культурная и языковая близость не является существенным аргументом в пользу объединения в этой ситуации. Солидарная «балтская» политика начинается лишь после появления нового фундаментального внешнего фактора — экспансии крестоносцев. До этого литовцы скорее подталкивали соседей к союзу с крестоносцами своими набегами — собственно, само появление вооруженных крестоносцев (вместо мирных проповедников) в регионе Даугавы и было вызвано литовской агрессией против ливов. Позднее, испуганные литовским набегом 1201−1202 гг., и земгалы немедленно заключили союз с Рижским епископом, помогая ему подавлять сопротивление ливов, а в 1205 г., в свою очередь, получили от него военную помощь против литовцев. В 1207 г. предводитель Кукейносского княжества (очевидно, полунезависимого форпоста на северо-западе Полоцкой земли) Вячко настолько отчаянно нуждался в защите от литовцев, что картинно пообещал Рижскому епископу в обмен на помощь половину своей земли и замка (чем тот не преминул вскоре воспользоваться).

Начало XIII века в этом регионе отмечено хаотической сменой альянсов и выбора противника. Как можно понять из скупых описаний конфликтов в немногочисленных хрониках, на территориях современных Литвы, Латвии и Эстонии происходило радикальное переформатирование политико-культурной карты. Вместо разнообразия политических траекторий разных финских и балтских объединений (прибрежные племена, ориентированные на заморские военные и торговые отношения, племенные и межплеменные союзы внутренних территорий, земли, вошедшие в орбиту Полоцкого и Новгородского княжества и частично обращенные в православие) постепенно формируются два враждебных центра. К 1220-м гг. крестоносцы и литовцы возглавляют два противоборствующих лагеря добровольных и вынужденных союзников в борьбе за господство в Прибалтике. Или, что было актуальнее для местного населения, — в борьбе против немецкой колонизаторской и христианизирующей или литовской грабительской экспансии. Появление в Балтийском регионе «третьей силы» (захватчиков из-за моря или из лесной окраины), объединяющей некогда равные по статусу независимые земли по праву завоевания, на несколько десятилетий опередило сходное развитие в Рѹськой земле.