Новая имперская история Северной Евразии. Часть I

По сравнению с обширными и поликультурными державами, упомянутыми выше, политические образования Западной Европы кажутся почти однородными по составу населения и компактными: это сугубо христианские общества (с ничтожным иудейским меньшинством), гораздо более интегрированные в культурном отношении, чем империи Великих Моголов или Севефидов. Лишь Священная Римская империя германской нации могла сравниться по пестроте населения и размерам территории с великими державами континента. Однако и на западе и севере Европы наступление XVII века было отмечено кризисом прежней — «феодальной» — политической модели и поиском новых надличностных форм консолидации общества. Главным дестабилизирующим фактором стал раскол в католической христианской церкви — Реформация, начатая саксонским богословом Мартином Лютером (1483−1546). 31 мая 1517 г. Лютер вывесил на дверях церкви в замке Виттенберг «95 тезисов» — первый свод критического переосмысления доктрины и практики католической церкви. В отличие от диссидентских движений былых эпох, лютеранство и ряд возникших под его влиянием альтернативных течений получили широкую поддержку светских правителей и, несмотря на яростное противодействие официальной церкви, за несколько десятилетий распространилось по всей Европе (за исключением Апеннинского и Пиренейского полуостровов). Колоссальный успех Реформации объяснялся тем, что это было многогранное явление, оказавшееся востребованным разными частями общества.

Лютер стремился к «спиритуализации» христианства, к отделению личной веры и праведного поведения от всего, что превратило церковь в политический и экономический институт: собирание богатств, продажа церковных должностей и прощения грехов, вмешательство в светскую политику и претензия на владение высшей (божественной) истиной. Решающее значение имела не столько сама богословская позиция протестантизма (так стали называть различные реформационные течения), сколько вытекающие из нее практические последствия.

Прежде всего, требование установить прямые отношения между верующим и богом (священными текстами), оставив церкви «техническую» роль или вовсе устранив ее посредничество, взрывало логику социального воображения, лежавшего в основе феодального порядка. Как уже говорилось в главе 1, в обществе, скрепленном вертикальными иерархиями личных взаимных обязательств и представительства (которое мы называем «феодальным» в расширенном понимании термина), ничего не делалось напрямую. Добавим, ничего напрямую и не говорилось в текстах и не рисовалось — вне изощренной системы аллегорий и «метонимии», «представительства» одних идей и символов другими, из иного ассоциативного ряда. Монотеистическая религия воспринималась буквально как «идеальная модель» земного порядка, и так же, как в политике, в духовном отношении человек был связан с «верховным сувереном» через цепочку посредников-представителей, толкователей высшей истины. Без этих представителей-толкователей латинский язык священных книг и церковных постановлений был непонятен большинству мирян в германских княжествах, в английском, французском или шведском королевствах. Кроме цепочки посредников, «непрямой» характер старой католической церкви и «феодального» порядка проявлялся в упоминавшемся уже смешении функций, кажущихся нам сегодня самостоятельными: судебной власти и экономической эксплуатации, военной защиты и отправления культа. Предлагая рассматривать христианство как «только» веру и требуя прямых отношений с богом, протестантизм совершал мировоззренческую революцию. Становилось возможным (а теперь и вынужденно необходимым) помыслить «власть», «суд», «войну», а в перспективе и «хозяйство» как самостоятельные и отдельные феномены, подобно «вере». Кроме того, возникала возможность помыслить прямые отношения подданства простолюдина с государем (без посредничества баронов, графов и герцогов) и открывалось широкое поле для предположений о том, как может поддерживаться и что означать этот небывалый еще прежде общественный порядок, основанной на чистой идее и абстрактных принципах.