Игорь собрал воинов многих: варягов, и русь, полян, и славян, и кривичей, и тиверцев, и нанял печенегов, и заложников у них взял, и пошел на греков в ладьях и на конях, желая отомстить за себя. …Услышав об этом, цесарь прислал к Игорю лучших бояр с мольбою, говоря: «Не ходи, но возьми дань, какую брал Олег, прибавлю и еще к той дани». Также и к печенегам послал паволоки и много золота. Игорь же, дойдя до Дуная, созвал дружину, и стал с нею держать совет, и поведал ей речь цесареву. Сказала же дружина Игорева: «Если так говорит цесарь, то чего нам еще нужно, — не бившись, взять золото, и серебро, и паволоки? Разве знает кто — кто одолеет: мы ли, они ли? Или с морем кто в союзе? Не по земле ведь ходим, но по глубине морской: всем общая смерть». И послушал их Игорь и повелел печенегам воевать Болгарскую землю, а сам, взяв у греков золото и паволоки на всех воинов, возвратился назад и пришел к Киеву восвояси.
В этот раз поход принял ритуализированную форму, что говорит об определенной стабилизации и даже рутинизации отношений с Византией: ополчение Рѹськой земли во главе с дружиной только подошло к границе Византии на Дунае, и император поспешил подтвердить готовность заключить новый договор. Договор, упоминаемый летописью под 945 г. (как и прежние, подписанный спустя время после военного похода, в рамках сугубо дипломатической миссии), не только повторял предыдущий, но и существенно расширял его. Особенно подробно оговаривались правила поведения рѹсов во владениях Византии и в сфере ее интересов, что также свидетельствовало о более систематическом вовлечении Рѹськой земли в сферу влияния Византии. Как и в 911 г., договор предполагал, что купцы прибывают не только из Киева: на получение месячного довольствия в Константинополе имели право «сперва те, кто от города Киева, затем из Чернигова и из Переяславля и из прочих городов».
Таким образом, к середине X века — времени, когда Константин Багрянородный оставил описание заведенного распорядка в Рѹськой земле, — рудиментарный государственный аппарат в лице князя с дружиной, казалось бы, полностью доказал свою эффективность. Благодаря ему участники конфедерации местных племенных союзов получили возможность участвовать в торговле с богатейшей страной Европы, обрели защиту и внешнего арбитра в случае межплеменных споров. При этом княжеская власть не вмешивалась во внутриплеменные дела, оставаясь внешней силой, действующей в большей степени на основании совпадения общих интересов, чем голого насилия. Неслучайно племенем, систематически проявлявшим недовольство княжеской властью, были наименее интегрированные в днепровскую торговлю древляне, которым единственным Олег установил дань не серебром (добываемым в ходе торговли), а шкурками. В 913 г. древляне разорвали отношения с Киевским князем («затворились от Игоря древляне после смерти Олега»), так что Игорю пришлось совершать против них поход, подчинять силой, а их дань была повышена. Исключение лишь подтверждает общее правило: княжеская власть была устойчивее там, где она приносила выгоду местному населению, по крайней мере сопоставимую с тяготами повинностей. Ранняя модель княжеской власти в Рѹськой земле строилась по принципу «экзоскелета» (внешнего каркаса): элементы государственных институтов в лице князя и дружины существовали и носили территориальный (надплеменной) характер, однако отсутствовала формальная структура, которая упорядочивала бы отношения этих «профессиональных управленцев» и подданных. Князь и дружина регулировали контакты, выходившие за пределы племенных союзов (война, торговля), однако внутренняя деятельность всецело подчинялась традиционным политическим институтам: старейшинам, вечу (народному собранию).