Впрочем, в некотором смысле Рѹськую землю действительно можно сравнить с «Европой» — еще более двусмысленным и неопределенным конструктом ментальной географии более позднего периода. В отличие от «Европы», Рѹськая земля не одно столетие действительно являлась единым политическим пространством, в котором перемещались претенденты на княжеские столы, выкраивая княжества почти без оглядки на границы исторических земель и племен. Но точно так же, как и воображаемое пространство «Европы», общность Рѹськой земли была общностью близкого и понятного — но вовсе не обязательно дружественного — социального мира, общего пространства взаимодействия и конфликта. Эта общность не делала столкновения между княжествами менее кровавыми, чем войны с иноверцами, и не мешала одним «рѹським» привлекать варягов, половцев или поляков в качестве союзников против других «рѹських». Она могла послужить основой новой политической интеграции на каком-то этапе истории, но также стимулировала размежевание с соседями, чья культурная близость требовала принятия дополнительных мер для укрепления своей политической особости и отдельности.
3.2. Политическая интеграция степи
Рѹськая земля смогла сформироваться и эволюционировать на протяжении нескольких столетий как общее политическое и культурное пространство, включенное на равных в общую картину мира окружающих культур — от Скандинавии до Византии, — не в последнюю очередь потому, что не испытывала серьезной угрозы извне. За исключением южной лесостепной зоны, Рѹськая земля была территорией лесов, связанных сетью рек как главными транспортными артериями. Этот лесной край, к тому же, по большей части соседствовал со сравнительно малочисленным и менее организованным населением. Лишь на юго-западе, на границе с королевствами Польши и Венгрии, существовала зона конкуренции и кооперации с политически развитыми обществами. Связанные семейными узами с польскими и венгерскими владыками, князья Волынских и Галицких земель воевали с ними за пограничные города или приходили на помощь в качестве союзников, однако в масштабах всей Рѹськой земли реальной угрозы со стороны западных соседей до XIII века не существовало. Настоящее беспокойство вызывали степные кочевники на юге: печенеги, торки и сменившие их половцы. Однако и здесь речь не шла о глобальной угрозе. Несколько раз случались осады степняками Киева, они регулярно совершали набеги на южные земли — Переяславль, Чернигов, а еще чаще привлекались в качестве союзников в многочисленных межкняжеских конфликтах. Против кочевников предпринимались экспедиции в степь, строились заградительные линии — например, «змиевы валы» Владимира Святославича (протянувшиеся на много сотен километров земляные валы со сплошным частоколом и системой сторожевых застав). При этом отношения с кочевниками не сводились к войне, а интеграция половцев в политическое и культурное пространство Рѹськой земли была столь глубокой, что некоторые историки считают возможным признание их равноправными участниками этого пространства. Часть половецких ханов и их подданных приняли христианство, и едва ли не большинство Рѹських князей начиная с середины XII века хотя бы раз вступали в брак с половчанками.
По сравнению со многими своими соседями — прежде всего, с Византией — Рѹськая земля на протяжении трех столетий находилась в тепличных условиях отсутствия серьезных внешних угроз. И консолидация этого пространства, и последующее его усложнение, и наметившаяся дифференциация проходили в основном под влиянием внутренних причин, а не под внешним давлением. Однако в XIII веке Рѹськая земля утрачивает свое исключительное положение самой интегрированной политически и культурно (как внутри, так и с внешним миром) части Северной Евразии и относительный иммунитет от вторжений извне. На северо-западе колонизация побережья Балтики рыцарями Немецкого (Тевтонского) ордена и шведскими рыцарями привела к прямому столкновению интересов с Новгородом, который также рассматривал населенные финскими и балтскими язычниками территории как свои колонии. На западе «буферные» лесные территории трансформировались в важнейшую самостоятельную политическую силу, когда в XII веке происходит консолидация балтских племен «литвы». Однако главной угрозой Рѹськой земле стало монгольское нашествие с юго-востока, со стороны степи. Впрочем, в XIII веке политика в Северной Евразии окончательно выходит за рамки, установленные экологическими нишами, и «лес» перестает служить непреодолимой преградой для «степи». Новые политические образования возникают в результате манипулирования отличиями и солидарностью между различными группами населения, а не благодаря однообразию природных условий.