Новая имперская история Северной Евразии. Часть I

Возникновение и экспансия Монгольской империи превратили Северную Евразию — от Тихого океана до Адриатического моря — в единое пространство политического и культурного взаимодействия как в опыте нескольких поколений современников, так и в воображении позднейших историков и философов. Беспрецедентные по масштабу перемещения разнокультурного населения и обмен технологиями хозяйствования и управления радикально трансформировали карту континента. В то же время перекраивание границ в ходе монгольских завоеваний оказалось во многом ограниченным контурами старых исторических регионов. С одной стороны, это объяснялось тем, что пространственное воображение монголов само было структурировано в категориях древних «земель». С другой стороны, монгольская экспансия основывалась на подчинении существовавших династий и правительств, с установившимися административными и хозяйственными связями и границами. Так, изначально улус Джучи включал в себя земли Хорезма и весь Кавказ, однако в результате гражданской войны 1260-х гг. границы между улусами Джучи и Чагатая (т.н. державой Ильханов) оказались удивительно близкими границам великих ближневосточных держав былых эпох, включавших в себя как Мавераннахр на северо-востоке, так и Южный (а иногда и Северный) Кавказ на северо-западе. Вот только территория к северу от древних оседлых местностей была уже не просто полосой степей, поделенных кочевыми племенами, а политически высокоорганизованным обществом, объединенным общей культурной средой, основанной на письменности и (начиная с XIV в.) монотеистической религии.

Интеграция внутренних степных и таежных регионов континента в общее культурное пространство в результате политической самоорганизации и последующего вторжения привела к колоссальным социальным потрясениям от Китая до Европы. Однако трудно дать однозначный и одинаково применимый ко всем случаям ответ на вопрос, в какой степени монгольское нашествие оказалось деструктивным фактором, а в какой — конструктивным. Вероятно, сама постановка вопроса является некорректной, так как предполагает некое исходное статичное состояние, которое монголы «ухудшили» или «улучшили» с некой объективной точки зрения «исторического прогресса». Конкретный пример западной части Джучиева улуса, известной как Золотая орда, демонстрирует всю двусмысленность вопроса о роли монголов.

Сохранившиеся свидетельства, включая археологические данные, до сих пор питают взаимопротиворечащие и в основном спекулятивные выводы о том, насколько губительно оказалось воздействие монгольского завоевания для государственных образований к северу от степной зоны — Волжской Булгарии и Рѹськой земли. Можно лишь констатировать, что в середине XIII в. Волжская Булгария была включена в состав Золотой орды, а часть княжеств Рѹськой земли — прежде всего, северо-восточные земли — стали вассалами ханов орды (широко известное «татаро-монгольское иго»). При этом полностью исчезают даже следы возникавших в степях Северного Кавказа и Причерноморья политических образований кочевников (половцев, алан, черкесов), которые в это время создавали сложные общества с диверсифицированной экономикой. Лишь из монгольских источников известно о больших торговых городах в степи, которые войска Бату захватывали с большим трудом после многих недель осады. Судя по хронологии походов в рамках кампании 1236−1240 гг. и удельной доле упоминаний разных направлений экспансии в текстах, созданных в монгольском лагере (в том числе европейскими путешественниками), главные усилия и время были затрачены на покорение населения Дешт-и-Кыпчак, которое оказывало захватчикам ожесточенное организованное сопротивление. В отличие от «обычных» поглощений одной кочевой конфедерации другой, более сильной, с переподчинением сохранившихся родовых иерархий новому хану, для полуоседлого населения степи с элементами формальных государственных институтов монгольское вторжение означало уничтожение всего жизненного уклада.

По контрасту с этой тотальной катастрофой степного общества кажется примечательной реакция правителей Рѹськой земли на монгольскую угрозу. Дело не только в том, что эта угроза не подтолкнула князей к сплоченному выступлению против агрессора — на что традиционно сетует нациоцентричная историография, воспринимающая Рѹськую землю как политически раздробленную единую этнокультурную нацию. Нет никаких свидетельств и того, что появление в степи армии Бату и даже проведенные им рейды воспринимались как главная проблема момента. Судя по русским летописям, монголы никак не изменили обычную политическую жизнь Рѹськой земли.